— Да, тьфу на тебя.
— Ну, прости! Прости! Бес попутал! Серёжа!
Соловьёв, серьёзно, едва не плакал. Полковник, не смотря на псих Субботина, видел ситуацию, как бы со стороны.
— Отдай за сто, — сказал он неожиданно.
Соловьёв выпучил глаза и стоял несколько долгих секунд, делая попытки, но не умея вздохнуть. Субботин зло смотрел ему прямо в глаза и банкир чувствовал, как тонет в них. И глаза почему-то у бандита были синие-синие. Полковник ничего не придумал лучшего, как стукнуть «друга» по спине ладонью. Воздух с сипением вошёл в лёгкие и банкир закашлялся. Присев на скамейку, Соловьёв посидел некоторое время, тяжело дыша, потом прохрипел:
— Это ведь нулевой процент…
— Не нулевой, а минусовой. Снова меня надурить хочешь? Ладно, не ссы. Давай под два процента в месяц в банк и один лично тебе?
Соловьёв сглотнул.
— А сколько надо?
— А сколько дашь?
— На три месяца? — переспросил банкир.
У Соловьёва вдруг промелькнуло в глазах понимание.
— Ты в ГКО что-ли хочешь поиграть? Зря. Они подсдулись в июне-июле.
— В этом и в следующем месяце будут покупаться по сто четыре, в октябре девяносто в декабре снова сто четыре.
— Если купить в сентябре, можно навариться вдвое, — прикинул банкир. — А ты точно знаешь котировки?
Сергей скривился.
— Сорока из «Онэксима» принесла.
— «Онэксим» банк? Это серьёзно. Они главные игроки. Потанин рулит. Но… Не ссыкотно? Ты же никогда не был игроком. Тебя даже в бильярд по сотенной не заставишь играть, а тут вдруг: «Сколько дашь?». Они по миллиону ты знаешь? Облигации.
— Это, Виталя, номинал, а продаются они в полцены. Ты опять меня…
— Да, нет, — скривился Соловьёв. — Просто вылетело из головы. Ну да, номинал у них сегодня у нас шестьдесят. Цэбэ же сам не торгует. На аукцион выставляет и нас заставляет покупать. Мы уже с наценкой мал-мала.
— О! Мне без наценки, по дружбе, да?
— Ну ты совсем, Абдула! Задушить меня хочешь? Меня же уволят.
— Ты же знаешь закон, Витя: обосрался, так стой. Сам налип. И прощать я тебя не собираюсь. Это я тебе по дружбе процентную ставку назначил. Или ты наши проценты не знаешь? А у тебя уже троекратная ставка. Или ещё на чём-то хочешь меня нагреть? Нет? А если подумать?
Соловьёв тяжело вздохнул.
— Знаю я, Серёжа, про ваши ставки. А ГКО у нас по сорок пять идут. Мы продаём по цене центробанка. Нам только четыре десятых процента идёт.
— Ну вот видишь, какой ты молодец, когда тебя прихватить за… недоразумение твоё.
— Чёй-то вдруг «недоразумение»? — обиделся банкир.
Порешали, что Сергей возьмёт плюс-минус пятьдесят миллионов на три месяца, но не сейчас, а в сентябре. Почему плюс-минус? Так не понятно же, по какой цене будут продаваться облигации. Под внятную цену пятидесяти облигаций и возьмёт кредит. Лишние кредитные деньги, не обеспеченные смысловой нагрузкой, как известно, ведут к финансовым потерям.
Глава 10
— Я не пойму тебя, Серёжа. Ты, что, веришь в его бред про ясновидение будущего? То, что он написал, не выходит за рамки анализа. Твой, как его? Абдула? Или гонит, или казачок засланный. И не факт, что засланный нашими кураторами, которым мы «икру-крабы» возим.
— Думаете, кто-то третий пытается вклиниться в нашу схему?
— Да, легко! Там их, — губернатор показал пальцем вверх, — много, кто пока на вторых ролях. Да и мы, если откровенно, Серёжа, не знаем первых. Может быть вторые, это и есть первые? Я, лично, могу только догадываться откуда, или, вернее, куда уходят рычаги власти.
— Я даже думать об этом не хочу. Голова кружиться начинает, как представишь этот «Эверест».
— И не думай, Серёжа. У нас с тобой четко обозначенные задачи: Не дать другим раздерибанить государственное имущество. Особенно всяким там агентам иностранных разведок: Милошевичам и Фоксам. И мы, если откровенно, пока хреново с этим справляемся. Всё по низам отрабатываем.
— Но там-то тоже надо, Владимир Иванович. Братва совсем распоясалась.
— Сейчас УБОП закрутит гайки. Мы говорили с их начальником недавно. Они, хоть и замыкаются на свой Хабаровский главк, но оперативно подчиняются нашему краевому УВД. Хотя, прямо сказать, разговор был тяжёлый. Мент упрямый, как чёрт. Всё ему мерещатся мои связи с криминалом. А что мне делать было, если в «Востоке», когда я пришёл туда работать, было девяносто процентов бывших «сидельцев»? И между прочим, неплохие работяги оказались. Только терпеть не могли, когда я, поначалу, называл их мужиками.
Губернатор усмехнулся.
— Пришлось на собраниях обращаться: «народ». От слова «товарищи» они тоже морщились. Зато, какой порядок был!
Губернатор с сожалением вздохнул.
— А сам с бывшим секретарём Первомайского райкома дела крутит, а он, тот ещё прохвост.
— Владимир Иванович, а то, что Абдула про Гвинейскую золотодобычу знает…
Губернатор хмыкнул.