Девчонка усадила Дарта на скрипнувший табурет – парень сомневался, что тот сможет долго выдерживать его вес. Тем временем хозяйка уже тащила тазик с водой и охапку тряпок. Амелия суетливо носилась по комнатушке, подбирала какие-то склянки и горшки, срывала травы с сухих метелок под потолком, снимала коренья, которые, нанизанные на веревки, как гирлянды висели между балками. Тут была настоящая избушка лесной ведьмы, только стояла она посреди городской свалки, да и ведьме на вид казалось не больше тридцати, хоть она горбилась и щурилась, как древняя старуха.
– На, выпей это… – сказала Амелия, а «старуха» протянула Дарту глиняную чашку с мутной жижей, сильно напоминающей толченых слизняков. В нос ударило не то мочой, не то тухлыми яйцами. Или сразу и тем, и другим. Парень отпрянул, точно ошпаренный. От одного запаха на глазах наворачивались слезы. – Какой нежный… – неодобрительно проговорила Амелия. – Раздевайся до пояса.
Дарт нечаянно встретился с ней взглядом и поймал в ее глазах легкий намек на веселье. И сам почувствовал тягу улыбнуться в ответ. Теплота, впрочем, тут же разбилась о вмиг нахмурившиеся брови девчонки. Настроение у нее менялось быстрее, чем погода весной – не знаешь, что отчебучит в следующую минуту.
Хозяйка пожала плечами, зашаркала к тряпке, которой был завешен дверной проем. Дарт тем временем снял куртку и рубашку – все было грязным и почему-то безнадежно залитым кровью. Когда только успел изгваздаться?
– Сядь, – скомандовала Амелия. Разложила на столике корешки и травы, потом смочила тряпку в тазу и принялась обмывать рану, действуя осторожно и быстро, не хуже, чем наставник Тревор, который в Логове значился кем-то вроде штатного лекаря.
– Могла просто сказать, что не хочешь возвращаться на пепелище, – заговорил Дарт, просто чтобы разбавить тишину, перемешанную с хрипом хозяйки и ее глубоким влажным кашлем.
– Могла, – согласилась она, – а ты мог сказать, что пришел в подвал моих родителей не мертвяков искать.
Справедливо.
– Ладно… они мне не родные, – продолжила Амелия. Грязные тряпки она складывала в пустой таз. Из-за ширмы вернулась подслеповатая хозяйка с кувшином чистой воды, забрала ненужное – и зашаркала обратно. – Я приемная. Терпеть их не могу.
– Почему?
– Потому что я им не нужна такая, как есть. Потому что я хочу быть врачом и помогать людям, а меня за это считают чокнутой и готовят отдать за толстяка Обра. Его отец скоро станет губернатором, значит, с ним выгодно породниться.
– Ну, может быть…
Она больно ткнула его, Дарт понял это как намек, что его несет не туда, и замолчал.
– Я выросла на этих улицах.
Наверное, выражение лица спутника ее сильно позабавило, отчего девчонка негромко рассмеялась.
– Удивлен? Да. Мои настоящие родители разорились, когда я была совсем маленькой. Подробностей мне никогда не рассказывали, но из обрывков разговоров знаю, что они держали булочную и жили, в общем-то, небедно. До тех пор пока кто-то не перекупил их поставщиков. За нормальную цену купить муку возможности больше не было, а покупать втридорога – путь на улицу. Так и произошло. Их просто выгнали, когда они в очередной раз не смогли заплатить за аренду здания, в котором располагалась лавка. У отца был брат… вернее, он и сейчас здравствует. Именно его семья взяла меня приемной. Не знаю, почему он не помог моим родителям тогда, когда они в этом сильнее всего нуждались. Не знаю, зачем он отыскал и принял меня, когда они умерли.
Амелия ненадолго замолчала.
– Хотя нет, теперь знаю. Своих детей у него нет, благодаря мне он смог бы породниться с губернатором. Я должна была солгать тебе, понимаешь? – в ее голосе появился едва слышный намек на сожаление, но и он растаял без следа. – Мне необходимо было подумать и взвесить все за и против. Я пойду с тобой, один ты не справишься.
Дарт хотел было возразить, что еще не знает, что будет делать, но вдруг осознал, что принял решение, хоть толком и не помнил когда. Может, незадолго перед тем, как они с Амелией спаслись от ножей головорезов, а может, сразу, как прочел послание отца – и иллюзия выбора лишь временно затуманила его взор.
– Не помню, чтобы нуждался в Занозе в качестве напарника.
Вместо ответа она сильнее сжала его раненую ладонь. Дарт стиснул зубы, зашипел, уже готовый послать девчонку куда подальше. В конце концов, это далеко не первая его рана. Бывало и похуже.
– Ты совершенно не приспособлен к нормальной жизни, даже не знаешь, что кошелек на людях лучше не показывать, а мелкие деньги на повседневные нужды лучше держать отдельно.
Справедливое замечание, но желания таскать за собой зудящую, как комариный укус, Амелию не прибавилось.
Тем временем она натерла рану какими-то зловонными мазями, посыпала не менее зловонными порошками, и взялась за иголку. Раз – и жильная нитка проскочила в ушко.
– Выпей, – девчонка протянула ему ту самую глиняную чашку, которую недавно предлагала «старуха».
Дарт отмахнулся. Его и раньше зашивали, не впервой терпеть. Да и сомнительно, что он удержит выпитое в желудке, а пачкать блевотиной чужой дом казалось как-то неправильно.