Охотники за голосами

– Неужели вы не понимаете, что нам поздно куда-то там сворачивать или искать что-то новое? При всем желании любой конкретный шаг в сторону ваших благих намерений – распоряжение какое, или указ – и все, что есть сегодня еще стабильного и хорошего, посыплется, как карточный домик! Более того, часть населения взвоет, не соглашаясь, другая часть будет шипеть на первую, а третья – неправильно поймет и наломает дров! Ну вот представьте, например, забрали у олигархов заводы – народное достояние, и что будет? А если даже будет консенсус и одобрение большинства, что вряд ли, нас быстренько придушат все эти миротворцы, банкиры и зарубежные инвесторы, я уж не говорю о миллионах газет, телеканалов и сайтов по всему миру. Вот разве, здраво размышляя, можно в нынешней ситуации надеяться на какой-то резкий поворот в интересах народа и государства?

Повисла пауза. Писатель посмотрел на Машу, казалось, невидящим взглядом, но в то же время будто рентгеном просветил ее насквозь. Затем без всякой обиды и даже с каким-то грустным юмором заговорил:

– А какой смысл вам тогда жить, прекрасное создание? Или вы своей маленькой красивой головкой способны чудесным образом просчитать миллиарды вариантов будущего и с компетентностью Всевышнего поведать нам об этом? Да так точно, что и сам Господь только разведет руками и подтвердит ваши слова десятком вестников-херувимов?

– Вы исходите из того, – добавил все так же спокойно и медленно «седой генерал», – что элементы мировой системы статичны и сильны, что реакция Запада и Востока на любой шаг России предопределена и будет эффективна, но это ведь не так. Эта же мысль, собственно, касается и внутрироссийской общественной механики. Хотя, безусловно, вы в чем-то правы, некоторая дестабилизация неизбежна при любом полноценном, не виртуальном, а реальном полноценном шаге…

Между тем писатель продолжал рентгеном просвечивать Машу. Маша переваривала услышанное и уже жалела, что влезла в разговор. Тем не менее на языке вертелось несоглашательское-провокационное: «Вот давайте представим любой такой радикальный «шаг – рывок» в идеологии или экономике, конкретно, и предположим, какие будут реакции и последствия». Но в этот момент писатель сказал:

– Маша, а ведь вы сами приехали сюда, чтобы кого-то или что-то найти, поступая совершенно нерационально и непрагматично, и без предварительных гарантий успеха? Или я ошибаюсь?

Спорить расхотелось. Маша, удивляясь сама себе, почувствовала, что их правота глубже, чем ее рациональные рассуждения, что даже самые убедительные доказательства и самое глубокое понимание реальности ничего не гарантируют и не объясняют до конца. Вопрос писателя внес сумбур в ее и так в последние дни пошатнувшуюся картину мира. И вдруг жгучая мысль пронзила ее, какая-то страшная догадка начала бродить где-то в подсознании, не в силах выбраться наружу. Маша неожиданно для самой себя спросила:

– Скажите, пожалуйста, а как вы считаете, почему в таком святом месте, как Псков, произошло отречение Николая и гибель монархии?

Повисла пауза. Маша, торопясь, словно боясь потерять это чувство пограничного состояния между ноющей интуицией и ясным пониманием, объяснила свой вопрос:

– Я не про задержки поезда по дороге из Могилева. Ну почему в Псков не помешали приехать Царю? Здесь же тоже штаб армии вроде как был, военные… Нет ли здесь какого-то другого смысла или причины? Простите, наверное, я сумбурно…

Самый молодой из собеседников заинтересованно выпрямился на стуле, перестал жевать и посмотрел на писателя, как бы спрашивая у корифея разрешения ответить. Судя по его очкам, затертому пиджаку и реакции на вопрос, Маша мысленно назвала его «краеведом» и уже приготовилась слушать подробности рассказов старожилов о царском поезде. Однако, в очередной раз за последние дни, она была потрясена тем, что услышала:

– Попробуйте меня понять, Мария! Даже самые продвинутые революционеры не нашли бы лучшего места для отречения! Царь был здесь совершенно один, без близких, без семьи, практически без связи. Его воля была надломлена именно в Пскове, и вряд ли это так легко получилось бы в любом другом месте! Если вы читали, Мария, уже на подъезде к Могилеву для прощания с армией и Ставкой, сразу после рокового Пскова, он сомневался в правильности своего решения, ругал себя и брата Михаила за поспешность. А в Пскове он как будто был парализован, ведь его даже не пришлось уговаривать, представляете? Все это было настолько нереально, «как во сне», говорит сам Николай, что до сих пор ходит масса слухов и версий о том, что отречение – фальшивка! Поймите меня правильно, я не мистик, а преподаватель, но факты, факты! В стране найдется мало мест, где может происходить то, что происходит во Пскове!