Охотники за голосами

В этот момент Сашка и вспомнил весь бред с путешествием во времени. «Надо же, – подумал он, – за какие-то секунды столько всего привиделось. Как бы Круглый меня за дурачка не посчитал, если рассказать ему про все… или спросить? Вдруг у нас, и правда, в состоянии шока одинаковые галлюцинации были?» Но спросить Сашка все же не решался и продолжал медленно рассуждать про себя: «Помню, Женька голову о стойку разбил, надо бы осмотреть рану хорошенько. Сейчас Люська еще позвонит, а ей рожать послезавтра досрочно, и в травмпункте врача придется ждать». Вдруг мысль о том, что он не может знать ни про телефон, ни про травмпункт в Колпашево, ни про преждевременные Люськины роды, молний вспыхнула в голове Кобылкина. И тут же старенький мобильник Круглого зазвенел на «торпеде» автомобиля. Круглый, сидевший неподвижно, в эту же секунду схватил телефон и нажал отбой. Братья почувствовали, что думают об одном и том же, медленно повернули головы и посмотрели друг на друга. Женька также медленно протянул руку к виску, отлепил с него листья подорожника и на ладони протянул их Кобылкину – ярко-зеленые, в крови – такие странные среди белизны и холода – живые зеленые листья вековой давности… Кобылкин одновременно и обрадовался, и расстроился, и даже заранее испугался реакции брата: в хандре и гневе Круглый был невыносим.

– Прикинь, Жень, два раза по башке получил, да? А шрам всего один, хорошо же, брат?

В следующую секунду он выскочили из машины. Кобылкин успел открыть дверцу, прежде чем железные пальцы брата сжались на его куртке. Пробежав три-четыре круга вокруг помятой машины за братом, Круглый остановился и сказал, чуть успокоившись:

– Слушай, мне эти четыре года на фиг не нужны, понял, экспериментатор хренов? Заново все эти долги, кредиты, беготня по банкам и Люська? Нее-е-е, брат, давай-ка меня туда, откуда забрал со своим хреновым адреналином. Верне-е-емся, верне-е-е-емся! Вернулись, твою дивизию, на четыре года назад!

– Не психуй, – отвечал тяжело дышавший, но уже веселый Кобылкин. – Мы же не возвращались, нас сюда просто забросили, так же как из царского вагона, не по нашей воле! Я уверен, что вернуться при угрозе жизни мы сразу сможем, как тогда, с казаками, когда я один был, понимаешь? Разорался, псих… Значит, не просто так, значит, часы где-то здесь. Или зачем вообще? Что думаешь, почему в наше время-то?

Женька остыл, махнул рукой и пошел за руль. Кобылкин сел рядом. Они медленно, всматриваясь в дорогу сквозь потрескавшееся стекло, поехали дальше, мимо поворота на Колпашево, куда тогда, четыре года назад они завернули и долго ждали врача в травмпункте. Так долго, что передумали и не доехали до Нарыма и Женькиного армейского друга.

С огромным трудом, уставшие, голодные, они добрались до Парабели, где их уже ждал Женькин друг по химическим войскам Андрюха.

– Дай-ка обнять тебя ефрейтор, – разбросив руки в стороны, пошел на встречу Круглому Андрюха, оглядывая машину. – Никак без приключений не обошлося, че!

Огромный, как медведь на задних лапах, метра два ростом, косая сажень в плечах, в безразмерных валенках, расстегнутом сверху ватнике, с голой могучей грудью в том месте, где у людей обычно начинается шея, и в огромной лисьей шапке Андрюха выглядел величественно. Сгреб в охапку старого сослуживца-земелю Круглого и легко оторвал от земли.

– Тихо-тихо! – сказал Женька, вырываясь из объятий Андрюхи. – Задавишь ведь, медведь нарымский! Жрать хочу, сил терпеть нету. Это мой брат Саня, я рассказывал. Слона бы сейчас съел…

– В Нарыме обедать будем, ишь, оголодали, штучки столичные. Женка со вчерашнего дня стол варганит, нечего аппетит портить, запирайте свою телегу, и поехали, вон мой «уазик».

– Может, все-таки по шашлычку? – робко предложил Кобылкин, оглядываясь по сторонам. – Мало ли что там, в вашем Нарыме, да еще дорога непонятно какая.

– Бог создал Крым, а черт – Нарым, это да, – смеясь, загудел иерехонской трубой Андрюха. – Но в Нарыме со жратвой и дорогой по зимнику – все по-божески, не сцыте, мужики, поехали…