Охотники за книгами Сезон 1

Ее племянник Маттео как-то сказал, что новые игры на дорогих телефонах — их еще называют приложениями — раздражают в мозгу центры удовольствия, и это вызывает привыкание. Хотя Белле Феррара было совсем не по нраву то, сколько времени Маттео — настоящий красавец, если смотреть под правильным углом, так, чтобы не было видно шрама на правой щеке, — проводил, копаясь в телефоне, в глубине души она все прекрасно понимала. Она чувствовала себя так же всякий раз, когда удавалось подогнать шестеренки, возобновить тиканье, вернуть часам жизнь. Каждый «тик» был для нее дофамином.

Она прячется от обидчиков в старой лавке часовщика, смотрит, как двигаются его старые руки, с такой ловкостью и точностью, и страх уходит, а ее собственный мир встает на свое место.

Маттео все это понимал. Он был ее протеже, третьим ребенком ее беспутного братца, никому не нужным, кроме тетки. Мастерства он не перенял, но перенял страсть.

Мама сетует, что Белла все не найдет себе мужа, — но откуда ей знать, что Антонио, уходя на войну, унес с собой сердце Беллы, а назад так и не вернул.

Руки у нее уже старые, суставы распухли, движения даются через боль — будто она только что вынула руки из ледяной ванны. Она знала, что чинить часы ей осталось недолго, и никто из племянников и племянниц не захочет заниматься лавкой, которая достанется им в наследство.

Золотые потоки времени, перекрученные, спутанные — точно пряжа, дым и прожилки серебра. Время повсюду, время — всё.

— Зиа[4] Белла, шла бы ты на покой! Ты это заслужила! — любит повторять Маттео. — Продай лавку, купи домик у моря, живи до конца дней в покое!

Антонио прикасается к ней, зажигает огонь внутри, и время замедляется.

Маттео ведома страсть, но руки у него крупные, неуклюжие, руки моряка или строителя. Оставь она дело ему, придется нанимать другого часовщика, а так не годится. Никому из родных не нужна ее лавка. Печально, что они не разделяют ее любви, но тому, кто не любит свое дело, здесь не место. Часовщик — это призвание.

Отец умирает в душной вонючей комнате, время останавливается. Но лишь на секунду.

По ночам она видела время во сне, золотые потоки времени: они переплетаются, одни обгоняют другие, и ей достаточно выбрать нужный поток, пустить по нему лодку — и она может уплыть в когда угодно. Днем лавка отвечала ей песней: тихое тиканье и щелканье размечало ее жизнь. Раз в час песня достигала крещендо, потом затихала. Уходить домой всегда было жаль. Каждый раз, отрывая руки от работы, она понемногу разбивала себе сердце.

Она хорошо зарабатывает: к ней обращаются все более богатые клиенты, «Ролекс» берет ее в консультанты, ее считают лучшим часовщиком в Италии — но она так и продолжает трудиться в своей крохотной лавке.

Любовь Маттео к своей «зиа» и его впечатляющие качества (что-то связанное с компьютерными чипами, штучками, где детальки даже мельче, чем в женских часиках) заставляют его в деловых поездках обшаривать антикварные лавки, и он привозит ей изумительные находки: часы, которые нужно починить или почистить, антикварные инструменты старше ее собственных. А его последняя находка и вовсе великолепна. Вот только он отказывается говорить, где ее раздобыл, — обмолвился лишь, что продавца зовут Норс.

Она покупает лавку у своего состарившегося учителя, человека, который, сам того не ведая, спас ее душу и тело в тот день, когда она пряталась у него за дверью. Расплачивается с ним наличными, которые копила несколько десятков лет.

Это потанс из меди. Очевидно старый, но без всяких следов износа. То, что он старый, она поняла, потому что таких больше не производят. В ее руках он запел, как пели часы. Колесико бесшумно вращалось — и ей почудилось, что время замедлилось, пока она работала. Она в жизни не была так счастлива.