— Внесите в протокол, что расследование гибели членов Общества в Таннер-Сити объявляется закрытым, — провозглашает Варано. — Для Общества это задание оказалось самым сложным за долгое время. Но мы выстояли. Полагаю, нужно подумать, какие тактические изменения надлежит внести в работу Первого и Второго отрядов. При этом наши сотрудники действовали, по большому счету, безукоризненно, равно как и этически безупречно.
Сэл вспоминает, как выглядели Джейкоб и Шэрон после разговора с Леденцом и Тянучкой.
— Благодарю всех за участие в этом заседании, — говорит кардинал. — А вам, мисс Брукс, еще раз выражаю признательность за грамотное исполнение своих обязанностей.
Зал начинает пустеть.
— Монсеньор, — говорит Сэл, — позволите мне высказаться напрямую?
Монсеньор Аньюли поднимает брови.
— Вы просите дозволения?
— Я знаю, что много себе позволяю, — говорит Сэл. — Но просто не знаю, как еще сформулировать.
— Спрашивайте.
— Вся эта ахинея— просто хрень из разряда ПСЖ?
— ПСЖ?
— Прикрой свою жопу. В смысле, речь в данном случае идет о нашей коллективной жопе.
Монсеньор глубоко вздыхает. Как будто говорит: «А вы ждали чего-то другого?»
— День был долгий, — произносит Аньюли. И направляется к выходу.
Но Сэл не может это так оставить.
Она замечает, что Леденец и Тянучка уходят по коридору в ту сторону, куда не идет больше никто. Идет за ними следом. Вспоминает их имена, хотя прозвища нравятся ей больше.
— Десме. Де Фос, — окликает она. — Погодите-ка...
Леденец и Тянучка оборачиваются.
— Что вы сделали с Джейкобом и Шэрон?
— С кем? — интересуется Леденец.
— Вы прекрасно знаете, о ком я говорю.
Ей хочется посильнее надавить на них, не прибегая, однако, к угрозам. Леденец и Тянучка, похоже, и не чувствуют никакой угрозы.
— Полагаю, вы примерно представляете, что мы с ними сделали, — говорит Тянучка.
— Пиздеть не надо, — откликается Сэл.
— Как у вас легко поносные слова вылетают, — замечает Леденец. — Вы мне по душе.
— Верно, — подтверждает Тянучка. — Очень многообещающе. Вам бы понравилось работать у нас во Втором отряде.
— Сильно сомневаюсь, — говорит Сэл.
— Зато вы бы тогда знали, что произошло с теми двумя деревенщинами, о которых вы почему-то так сильно печетесь, — отвечает Тянучка.
— Для справки: они все еще живы, — добавляет Леденец.
— Но в одном вы правы: уезжать они не хотели. И никакие деньги не заставят Джейкоба бросить занятия магией, — заявляет Тянучка.
— Так что мы применили принцип «разделяй и властвуй», — объясняет Леденец.
— Он взял на себя мальчика, — говорит Тянучка. — А я женщину.
Слова «взял на себя» он произносит так, что у Сэл екает сердце.
— Трогать их по большому счету не пришлось, — добавляет Леденец.
— Хватило обычного разговора, — соглашается Тянучка. — Это было просто. Я рассказал матушке, что именно и с каким удовольствием сделаю с ее сыночком, если она скажет кому-то хоть слово.
— А я то же самое сказал пацану про его маменьку, — кивает Леденец.
— Будем время от времени наведываться на их новое место жительства — убедиться, что они нам поверили, — сообщает Тянучка.
— Это тоже хорошо работает, — говорит Леденец. — Всего-то и надо, что разок-другой постоять у них под окнами, послать им улыбочку, помахать рукой, убедиться, что они нас видели.
Тон Тянучки делается едва ли не философским.
— Просто удивительно, — говорит он, — как здорово можно напугать людей одними только словами. В конце концов, тело же не запоминает физическую боль. Оно запоминает фантом боли. Как оно было. Если ты вспоминаешь, как тебя ударили, ты не чувствуешь удар снова. Не так, как в момент удара. А слова — прозвучавшие слова — совсем другое дело. Воскрешаешь в памяти тот момент, когда кто-то сказал тебе что-то совершенно ужасное, и вновь слышишь все это в голове, верно? Прямо как тогда, в первый раз. Если не поостеречься — а люди редко остерегаются, — в памяти все становится даже хуже, чем было на самом деле. Голоса из прошлого звучат все более безжалостно. В уста этим воспоминаниям можно вкладывать любые изречения, даже куда более гнусные, чем на самом деле, — чтобы память каждый раз сравнивала с пережитой болью. Совершенно блистательный механизм для нашей работы.
— Но уж если говорить всю правду, — добавляет Леденец, — мы и грязными делами не брезгуем. Когда по работе нужно.
— Вам это понятно? — уточняет Тянучка.
— Безусловно, — подтверждает Сэл.
— Короче, мы закончили? — изрекает Тянучка.
Сэл разворачивается и уходит. Она плохо себе представляет, сможет ли этим путем выбраться из здания. Но это неважно. Смотреть на них она больше не в состоянии.
— Еще увидимся, — долетают до нее слова Тянучки.
***
На то, чтобы оправиться, даже Грейс потребовалось несколько недель. Ее это не радовало. Наоборот, бесило. Такой бешеной Сэл ее еще никогда не видела, даже в минуты опасности, даже когда Грейс сражалась с теми, кто пытался ее убить.
«Что с ней такое?» — недоумевала Сэл.