Смит и Килборн решили вручную обобрать всех клещей с остальных трех южных коров. Коровы отбрыкивались и хлестали хвостами по лицам этих странных исследователей, на солнце было свыше 40° по Цельсию, и облаками висевшая пыль густо ложилась на их вспотевшие лбы. Клещи укрывались глубоко среди спутанной шерсти животных, а самые маленькие, показавшись на мгновение, уползали в непроходимые дебри волос, как только наши исследователи пытались схватить их скрюченными пальцами. И до чего крепко эти проклятые паразиты впивались в кожу своих хозяек-коров! Случалось, что какая-нибудь великолепная, раздутая кровью клещиха при попытке оторвать ее от коровы лопалась под пальцами, превращаясь в отвратительную липкую кашицу! Это было ужасное занятие.
Но к вечеру они уже не находили ни одного клеща на этих трех южных коровах и поместили их в загон № 2 вместе с четырьмя здоровыми северными животными.
«Северные коровы сильно подвержены заболеванию техасской лихорадкой, они будут обнюхиваться с южными, будут щипать ту же траву, пить ту же воду, будут соприкасаться с испражнениями каролинских коров, но они не получат от них клещей. А теперь подождем и посмотрим, виноваты в этом деле клещи или нет».
Июль и начало августа прошли в томительном, но не бездеятельном ожидании. Смит вместе с правительственным энтомологом Купером Куртисом занялись широким изучением жизни и деятельности клещей. Им удалось пронаблюдать, как молодой шестиногий клещ взбирается на корову, как укрепляется на ее шкуре и начинает сосать кровь; как он меняет свою кожу, с гордостью обогащается еще двумя ножками и снова меняет кожу. Они пронаблюдали, как крупные восьминогие самки вступают в брак (здесь же, на коровьем заду) с малорослыми самцами, как затем эти молодые жены-клещихи насасываются кровью, готовясь к материнству, и, отвалившись от коровы на землю, откладывают более двух тысяч яиц. После чего, примерно через двадцать дней после их восхождения на коровью ногу, они заканчивают свою жизненную миссию, сморщиваются и погибают, тогда как в каждом из двух тысяч яиц начинают происходить удивительные вещи…
В то же время Теобальд Смит не забывал ежедневно посещать свою лабораторию под открытым небом, где заправлял делами Килборн, будущий торговец медным и железным товаром. Он приходил в загон № 1 посмотреть, не появились ли новые клещи на северных коровах, не повысилась ли у них температура, не стоят ли они, понурив головы? Затем он переходил в загон № 2, чтобы отодрать пару-другую клещей с каролинских коров, на которых то и дело появлялись новые клещи, выросшие из самых крошечных, пропущенных в первые дни. Много им приходилось из-за этого нервничать… Это был, надо сказать, очень утомительный и малоинтересный период ожидания, пока наконец в один из знойных дней середины августа на одной из северных коров не показались клещи и вслед за тем она стала горбить спину и отказываться от еды. Вскоре появились клещи и на других северянках. Они горели в лихорадке, их кровь превратилась в воду, ребра выступили наружу и бока втянулись… А клещи?.. Да они сплошь были усеяны клещами!
Но в загоне № 2, где не было клещей, северные коровы оставались такими же здоровыми, как их каролинские подруги.
С каждым днем температура у северянок в загоне № 1 становилась все выше, и наконец они погибли одна за другой; тут же в сарае было сделано посмертное вскрытие, и началось отчаянное метание между трупами животных в поле и микроскопами на тараканьем чердаке. Даже Александр, смутно осознавший важность момента, стал проявлять некоторые признаки жизнедеятельности. Смит внимательно рассматривал жидкую кровь погибших коров.
«Это кровь, подвергшаяся действию загадочного микроба техасской лихорадки. Впечатление таково, будто что-то забралось в самые кровяные шарики и разорвало их: микробов надо искать внутри кровяных телец», – размышлял Смит.
Он не особенно доверял чужим исследованиям с помощью микроскопа, зато сам был чрезвычайно искусен в обращении с этим инструментом. Он навел свою сильнейшую линзу на кровь первой погибшей коровы и – что за удача! – в первом же препарате наткнулся на какие-то странные, грушевидной формы пятна в совершенно целых на вид кружочках кровяных телец. Сначала эти выемки выглядели просто небольшими пустотами, но он отчаянно вертел микрометрический винт, стараясь поймать их в фокус, и взволнованно рассматривал одну за другой капельки крови, заключенные между тонкими стеклышками.
Но вот на его глазах эти пятна пространства превратились в оригинальных живых существ грушевидной формы… Он находил их в крови каждого животного, погибшего от техасской лихорадки, всегда внутри кровяных шариков, которые они разрушали, превращая кровь в воду. И никогда он не видел их в крови здоровой северной коровы.
«Возможно, это и есть микроб техасской лихорадки», – шептал он про себя, но, как добрый крестьянин, не спешил с выводами. Для полной уверенности он должен посмотреть кровь сотни коров, больных и здоровых, должен проверить миллионы красных кровяных шариков…