– А вы рано уезжаете, – ответил Ротен. – Могли бы и задержаться немного.
Девушка с улыбкой покачала головой.
– Мне пора двигаться дальше.
Ротен ничего не ответил. Он придержал стремя, пока Айрен забиралась в седло. Девушка выпрямилась, поправила меховой капюшон и подобрала поводья.
– Поздравляю вас с назначением, кстати, – вспомнила она.
Сэр Ротен кисло улыбнулся. Лорд Элиас, после того как узнал правду о гибели жены и появлении фантома в форте, от потрясения слег. Судя по всему, он уже не оправится от болезни, и сэр Ротен был вынужден принять на себя обязанности коменданта форта.
– Вы же знаете, я не стремился к этой должности, – наконец сказал он.
– Я знаю, – согласилась девушка. – Но я уверена, что только вы можете справиться с таким фортом как Орлиный.
Сэр Ротен поспешил сменить тему.
– Ну что же, тогда счастливого пути?
– Спасибо, – искренне поблагодарила его Айрен. – Вы станете великим командующим, сэр Ротен. Удачи вам.
Тонкие пальцы на мгновение коснулись щеки рыцаря. Айрен ударила каблуками в бока лошади и стремительно сорвалась с места. Когда сэр Ротен поднял голову и посмотрел девушке вслед, щурясь от ослепительного солнца, всадница на смешной лохматой лошадке уже была далеко-далеко.
Глава 5. Лудяки
Танец Снов в этом году выдался на редкость суровым: с частыми снегопадами и трескучими морозами. Причем ночи чаще всего выдавались теплыми, и к утру снег превращался в грязную кашицу, но к полудню уже все это исправно замораживалось в прочнейший наст, на котором скользили не только сапоги, но и копыта коней.
Я неспешно трусила по лесной тропинке, закутавшись в шарф по самые глаза и подняв воротник. Ветви, встретившиеся на пути, приходилось с предельной осторожностью раздвигать руками, иначе я рисковала получить один из угрожающе раскачивающихся на вершинах деревьев сугробов в личное пользование. По выбору: на макушку или за шиворот. Я нахохлилась в седле, спрятала руки в рукава, а поводья накинула на переднюю луку седла. Мина – умничка, она сама найдет дорогу к человеческому жилью.
Прошел почти год с тех пор, как погиб Ирдарр. Сейчас я уже могу произнести эти два слова вместе, а тогда я вообще не говорила. Дни напролет я сидела на подоконнике и тоскливо смотрела на улицу. Иногда дышала на стекло, но придумать, что можно нарисовать, не смогла ни разу. Просто проводила черту. Безучастно смотрела и одним движением стирала. Так прошло десятидневье. Странно, что я еще различала дни: мгновения и стражи для меня слились в одно. Каждое утро меня будила служанка, я заставляла себя есть, ходить, один раз даже разговаривала с хозяином постоялого двора, но о чем мы говорили, я, как ни старалась, потом не смогла вспомнить. Стараниями лекарей я быстро встала на ноги, однако упрямо продолжала скрываться ото всех в своей комнате. Мне было невыносимо находиться среди людей и вещей, все напоминало мне о нем. Иногда доходило до того, что в усмешке незнакомца я видела его кривоватую улыбку, в ветре чувствовала его запах, в скрипах половиц слышала его шаги. Этим мечом он учил меня пользоваться, это крошечное пятно от воска на куртке появилось после долгих вечеров в библиотеке, но тяжелее всего было, когда взгляд падал на правую руку. На указательном пальце в лучах солнца посверкивало тонкое плетеное кольцо, его подарок. Однажды я не выдержала, с огромным трудом, обдирая кожу, стащила кольцо с пальца и с силой швырнула в открытое окно.
В конце концов, когда прошли два месяца, я сдалась. Ирдарр погиб. Если бы он был жив, он бы уже нашел меня. Я со всей четкостью осознала, что потеряла его, безвозвратно и окончательно. Сразу стало невыносимо находиться в Тирине, там, куда отправил меня он, там, где мы должны были встретиться. Там, где мы уже никогда не встретимся. Мне захотелось оказаться как можно дальше от этого места.
А потом была бешеная ночная гонка. Когда лошадь устала, я слезла с нее и кинулась вперед сама. Бежала долго, спотыкалась о какие-то корни, падала, но упрямо поднималась и вновь мчалась вперед. Когда я выбилась из сил и безвольно лежала лицом вниз на ковре из мокрой травы, сзади почти неслышно подошла лошадь. Наклонила голову, пожевала сапог, толкнула меня лбом в бок. Глотая слезы, от бессилия я дико закричала. Лошадь испуганно всхрапнула, но не убежала. Отошла и стала невозмутимо жевать траву. Я поднялась лишь после того как охрипла. С трудом доковыляла до лошади, так сильно тряслись ноги и руки. Ухватившись за луку седла, с третьей попытки мне удалось забросить собственное безвольное тело в седло. Умница-лошадка, убедившись, что непутевая хозяйка уселась, неторопливо потрусила вперед, туда, где виднелся просвет между деревьями.