Охотница за снами

Четыре часа по лесу, где нет ни одного куста стрельца? Для меня это было бы, как для другого обойти вокруг дома. Но рана девочки словно высосала силы. Может, так и было на самом деле, кто знает. Я редко пользовалась этой своей способностью. Да что там редко, почти никогда. Всего дважды, не считая, конечно, свои собственные боли, порезы и ушибы. Один раз помогла отцу, когда он почти перед самой смертью упал и сильно ушибся. Второй - Энгарду, случайно порезавшему руку ножом.

Я поднялась наверх, легла, укрывшись покрывалом, и меня тут же начало затягивать в сон. В настоящий сон! Мне еще никогда не приходилось спать днем. Даже если сильно уставала, это была всего лишь легкая дремота, полная ленивых, бессвязных мыслей. Ларны могли давать людям сны только ночью, в темноте.

Значит, я действительно видела свои собственные сны, как и все в этом мире. Путаные, обрывчатые, мгновенно исчезающие из памяти. Оставляющие легкое послевкусие, которое тает, словно мороженое на языке.

В моем сне смешалось все: девочка, едва не утонувшая в болоте, рыжий кот на ограде, летучие мыши, спящие в повозке – нет, машине! – Андрея. Мы с ним собирали грибы на берегу озера, а по воде в бумажной лодке плыла ларна, судя по цвету, Кора, а не Трина. И он снова поцеловал меня, но только совсем не так, как утром в лесу. Я обняла его – и тут сон разлетелся осколками льда. И Трина была ни при чем, я проснулась сама.

Солнце уже клонилось к закату. Низко, над самой землей, с криками летали юркие птицы с тонкими острыми крыльями.

Я спустилась по лестнице и вышла на веранду. Андрей сидел в кресле и читал толстую книгу.

- Может, сходим к озеру? – спросила я.

28.

- Вода уже холодная, - Андрей отложил книгу. – Август. Последний месяц лета. Одна сильная гроза – и можно считать, что началась осень.

- Просто погуляем. Пока снова не пошел дождь.

- Ты еще сегодня не нагулялась? – удивился он.

И тут вдруг его глаза чуть заметно расширились, губы дрогнули. Он меня понял? Правда?

- Хорошо, пойдем.

Тропинка причудливо вилась вдоль берега. Сначала навстречу попадались люди, рыбаки в высоких сапогах стояли с удилищами среди водяной травы. А потом мы вдруг оказались совсем одни. Небо на западе цветом напоминало малину, из которой мы варили варенье, а озеро – малиновый сок. Над гладкой, как зеркало, водой плыл почти прозрачный туман. Иногда по ней расходились круги: рыбы хватали с поверхности мошек.

Тропу пересекал ручеек с переброшенной через него доской. Андрей перешел на другую сторону, подал мне руку, но не отпустил, когда я оказалась рядом. Так мы и шли, держась за руки, пока не вышли на узкую полоску влажного желтого песка, полого уходящую в воду.

- Дальше болото, - сказал Андрей. – Пойдем обратно?

Я стояла и смотрела на деревья, которые так удивили меня всего несколько дней назад. Сосны – теперь я знала название. В малиновом свете солнца их стволы пылали таким цветом, названия которому не было в языке Этеры.

- Как называется этот цвет? – спросила я Андрея, который стоял за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание мочкой уха.

- Не знаю. Может, у художников и есть специальное название, но…

Я резко повернулась, и мы оказались лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Холод и тепло внутри словно свились в тугой жгут, и вдох был похож на всхлип, когда уже больше нет слез. Мои руки легли ему на плечи, его – обвили мою талию, мягко притянув к себе.

Этот поцелуй был совсем не похож на утренний – жадный, нетерпеливый. Непохожий на то, как целовал меня Энгард – властно, порою грубо, до боли. Так Андрей целовал меня во сне, моем собственном, не от Трины. Нежно, неторопливо. И я тянулась ему навстречу – растворяясь, исчезая. Становясь закатным солнцем и темнеющим небом, плеском воды и терпким запахом леса. Я была как натянутая струна под рукой искусного музыканта, которая отзывается на малейшее прикосновение.

- Нас съедят комары, Тайра, - шепнул Андрей, легко касаясь губами уха. И тут же, словно в подтверждение, рядом надсадно заныл кровосос. – Пойдем?

Это означало вовсе не «вернемся домой, приготовим ужин и будем смотреть телевизор». Совсем другое – чего я хотела сейчас больше всего на свете.

Энгард не стал бы ждать. Кровососы, мокрая холодная трава – какая разница? Да и я – прежняя! – тоже не стала бы. Здесь и сейчас. Неважно как. Неважно, что будет потом. Тем более если «потом» может и не быть. Для кого-то одного. Или для обоих. Но это было… в другой жизни.

Мы шли по тропе обратно – даже не быстрее, чем раньше. Словно дразнили друг друга, оттягивая то, что ждало нас дома. Пальцы Андрея легко гладили ладонь, мои отвечали ему – как будто это тоже был поцелуй. Он наклонился и сорвал цветок – сладко пахнущую пушистую кисть, похожую на белую меховую лапку. Провел по моей щеке, шее – и я закусила губу, чтобы не застонать. Это ожидание уже само по себе было томительным наслаждением.

Улица, ведущая к дому, дорожка через сад, три ступеньки на веранду. Мы стояли в полумраке, не решаясь сделать следующий шаг. Я не видела его лица, но словно слышала вопрос, заданный без слов:

«Да?»

«Да…»