Одно малейшее движение – и они перекрыли бы нас с двух сторон. Мы стояли и смотрели то на кусты, то друг на друга. Шевелиться было нельзя, говорить тоже, даже шепотом.
Только движения глаз, опущенные и поднятые веки, легкий прищур. Мы поняли друг друга.
Сделав короткий резкий рывок вперед, Энгард тут же отпрянул назад и увлек меня на землю. Откатившись в сторону, мы едва успели ускользнуть от града стрел, которые летели наискось и сталкивались в воздухе.
Когда все закончилось, мы поднялись и обошли кусты, сделав широкую дугу. Впереди показалась большая поляна. На ходу сняв с плеч сумку с клетками, Энгард расстегнул плащ и бросил его на траву. Понимая, что сейчас произойдет, я сделала то же самое.
- У тебя уже был кто-то? Мужчина? – спросил он, расстегивая мой эрмис.
Я покачала головой.
- Луна?
- В конце.
Я и подумать не могла, что близость с мужчиной может доставить такое наслаждение. Даже боль была его частью – зазубренной ядовитой стрелой, прекрасной, как сама смерть. И никогда еще мир не был таким…сияющим и отточенным, как лезвие ножа. Как сны лесных ларн, где чувства накалены до предела...
Когда на развилке Энгард свернул на дорогу, ведущую к городу, я почувствовала – душой и телом, - как снова тускнеет все вокруг, словно смотришь сквозь давно не мытое оконное стекло.
- Когда в следующий раз соберешься в Леса, дай мне знать, - сказал он, махнув рукой на прощанье.
27.
- Что мы будем с ними делать? – спросила я Андрея, глядя, как он раскладывает вымытые грибы на большом листе бумаги.
- Вот эти высушим. Зимой варить суп. Эти засолим. Тоже на зиму. А эти пожарим и съедим. Сейчас. Я буду чистить грибы, а ты картошку.
Он поставил передо мной две миски – пустую и наполненную чем-то, напоминающим небольшие бурые камни.
- Смотри, - Андрей взял белую рукоятку с двумя поперечными лезвиями, которыми стал ловко срезать с «камней» тонкую темную кожуру. – Поняла, как надо?
Я попробовала, и у меня пусть не сразу, но получилось.
- Ты ее уже ела, - пояснил он. – Только вареную. А сейчас пожарим.
Это было что-то настолько обыденное, повседневное – мы просто готовили вместе обед. Казалось бы, что тут может быть волнующего? Но во всем, что мы делали, словно был какой-то тайный смысл. В каждом жесте, в каждом взгляде. Обещание чего-то необычного, нового для меня.
Желание – оно тоже было другим. Похожим не на остро заточенное лезвие ножа, а на загадочное мерцание ларны с его тонким переливом красок. Не то, от которого темнеет в глазах и кажется, что кровь превратилась в жидкий бурлящий огонь. Нет - мягкое и нежное, как мех северной иллы, рождающей детенышей в самый сильный мороз и согревающей их теплом своего тела.
Жареные грибы с картошкой оказались настолько вкусными, что я с трудом удержалась, чтобы не положить себе еще.
- Ешь сколько хочешь, - улыбнулся Андрей.
- Нет, - вздохнула я. – Если я буду есть столько, сколько хочу, я стану очень… большой и тяжелой.
- Толстой. Неужели в вашем мире женщины тоже страдают от этих глупостей?
- Женщины везде одинаковые. Хотят быть красивыми, стройными… молодыми – ты сам сказал.
- Некоторые мужчины наоборот любят толстых женщин. Больших, мягких, теплых.
- А ты? – я посмотрела на него в упор, и это было словно часть какой-то игры. – Какие женщины нравятся тебе?
- Наверно, я должен сказать, что такие, как ты, - Андрей коснулся моих пальцев.
- Почему должен? – удивилась я и словно вскользь подумала, что почти перестала вдумываться в смысл слов, подбирать нужные: они сами сходили с языка.
- Потому что… ты мне очень нравишься, Тайра.
Наверно, Андрей ждал какого-то ответа, но я просто встала и начала собирать тарелки. Поставила их в посудомойку, заправила ее, включила. Чувствуя, как он смотрит на меня. И это тоже было... игрой.
Удивительно, но все мысли о том, как я буду жить в этом мире, отошли сейчас на второй план. Нет, не ушли совсем – их оттеснили другие. О том, как все сложится между нами с Андреем.
В нашем мире отношения между людьми развивались стремительно. Редко когда присматривались друг к другу долго. Пожалуй, только желая брака по расчету. И это было понятным: если расчет не оправдывал себя, изменить что-либо уже было нельзя. Разве что ждать смерти супруга. Остальные сходились легко и так же легко расходились, стоило чувствам угаснуть. А гасли они быстро, как только исчезала новизна, поскольку были такими же тусклыми, блеклыми, как и все остальное. Дневное. В отличие от тех чувств, которые мы испытывали во сне – ярких, глубоких.
Мои чувства к Энгарду были почти такими же. Похожими на сон. Я не сомневалась, что и его ко мне – тоже. Но не имело смысла отрицать, что уже через несколько дней после охоты мы начинали посматривать друг на друга со скукой, а порой и с раздражением. Да и в постели все было далеко не так бурно. Пока мы снова не оказывались в Лесах.
Сейчас, вспоминая об этом, я совершенно не хотела, чтобы с Андреем получилось что-то похожее.
- Можешь, пойдешь приляжешь? – предложил он. – Устала, наверно?