Охотница за снами

Не просто вспомнить – прочувствовать, прожить снова. Выпустить то, что когда-то было спрятано: гнев, разочарование, обиды. Дать полную волю любви, радости, ожиданию. Всему тому, что сдерживалось - ведь это было неуместно, не ко времени, слишком уж бурно. Но теперь - полным накалом, на разрыв. Да, трудно вернуться к тому, что уже пережито. Но ведь этим гадинам нужны даже не сами чувства, а то, что под ними. Готовность их испытывать.

Самое первое – мне четыре года, я потерялся в большом универмаге. В каком? Да не все ли равно. Кругом толпы народа, лестницы, переходы, шум – я никогда не найду маму в этой карусели. Больше никогда ее не увижу. Ужас, отчаяние!

Первый класс. Старшеклассники, методично отбирающие деньги, выданные мамой на завтраки. Унижение, обида, страстное желание отомстить.

Пятый класс. Первое место на городских соревнованиях по дзюдо. Радость и гордость.

Шестой класс. Олечка Семенова – моя первая любовь. Она не обращала на меня никакого внимания, и это была бездна страданий. Но иногда казалось, что ее взгляд задержался на мне, что она улыбнулась – и тогда просыпалась надежда. Как я скучал по ней на каникулах, как ждал, когда приду в класс и увижу ее. Как мечтал, что она тоже полюбит меня. Все это было такое невинное, щенячье. В воображении я не заходил дальше прогулок в парке, держась за руки, и, может быть, поцелуя. Но все равно это было самое яркое и острое чувство – потому что первое.

Тварь на ладони явно занервничала. Если сначала по ней пробегали едва заметные переливы нежных оттенков, то теперь это были ярко-лиловые всполохи. Кожу уже не покалывало, а жгло, и я стряхнул ларну. Все равно никуда не денется. Думала, что поймала меня? Нет, попалась сама. Все вместе попались. Как мушкетеры: один за всех, и все за одного.

Она отплыла в сторону и повисла в воздухе, пыхтя, как рассерженный еж. Снеговик тоже пульсировал заметно сильнее, переливаясь кислотными тонами. Показалось, что запахло озоном – как после грозы.

Что, не нравится? Мы же ведь едва начали. Я еще только до подросткового возраста дошел, впереди много интересного. Мне всегда говорили, что не стоит демонстрировать свои чувства слишком явно, и я привык держать все в себе. И плохое, и хорошее. Кто ж знал, что это когда-то пригодится. Вот теперь я мог оторваться на всю катушку. Пережить по полной все недочувствованное. Выпустить ту энергию, которая, возможно, жрала меня изнутри.

Да, сперва было трудно погрузиться в полузабытые чувства. Но стоило только начать – и понеслось. И с каждым новым воспоминанием я погружался в прошлое все сильнее и сильнее. И к моменту окончания школы уже не сомневался: порву этих пиявок в клочья. Они так жадно набросились на свежачок, что не заметили, как перебрали. Но и прекратить этот процесс уже не могли.

Вот и до Юли добрались. Да, там все получилось так жарко, что быстро выгорело. Но если жарко было на поверхности, то какой огненный айсберг таился в глубине – прошу прощения за оксюморончик. Иногда бывает, что айсберг подтаивает, центр тяжести смещается, и вся эта огромная глыба переворачивается, демонстрируя то, что скрывалось под водой.

Получай, фашист, гранату. Все то, что я держал в себе. Нежность и страсть, ревность и обиды, злость и разочарование. Если бы всю эту энергию – да на что-то полезное! Энергию всех людей. Никакие другие энергоресурсы планете уже не понадобились бы.

Ларна распухала на глазах. Совсем как та, которая взорвалась у меня на даче. Полыхнув напоследок густо-лиловым, она подплыла к боку снеговика – такого же разбухшего – и всосалась в него, как будто спасаясь.

Не выйдет, голубушка. Ты – моя! Все вы – мои!

Ну что, готовы? Это были закуски, а теперь приступим к главному блюду. К тому, что я пережил, работая спасателем. Откроем шлюзы. Любой, кто имеет дело с человеческим горем, со страданиями и болью, вынужден ставить блок. Не пускать в себя чужие чувства. И не выпускать на волю свои. Иначе можно рехнуться.

Страх. Паника. Предсмертный ужас. Горе и скорбь. Не одного человека – десятков, сотен. Ярким мазком – облегчение тех, кого удалось спасти. Радость. Ощущение того, что смерть прошла в одном шаге, но дала еще один шанс. Сейчас я позволил себе погрузиться в чувства тех, с кем столкнулся за годы в «Центроспасе». Кого спасли и кого не смогли спасти. В свои и тех, кто был рядом со мной.

Снеговик раздуло так, что он почти заполнил собой поляну. Его светящаяся масса дышала в двух шагах, а макушка доставала вершин деревьев. И я понимал, что наверняка погибну. Если одна лопнувшая ларна разодрала завесу между мирами, то что будет, когда взорвется эта туша… Возможно, погибнет весь этот мир. И снова пройдет волна катастроф по всей спирали вокруг Солнца. А споры этого гриба через дыры занесет в соседние. В наш и в тот, что с другой стороны. И все повторится. Хотя… в нашем ларны не выживут. Слишком уж там все пронизано электромагнитными полями. Жаль Аранту, жаль себя, а еще больше – Тайру и нашего ребенка. Но теперь уже ничего не поделаешь.