Окись серебра

Это же жена его друга… самого близкого, да что там, единственного друга… и она сама вроде как ему подруга, не более… да ещё и беременная… А у него встаёт на неё? Он лапает её за задницу и позволяет ей себя раздевать? Он, у которого свадьба через две недели, он, который женится на любимой девушке, он, который решил, что впредь будет отдавать себя только ей одной? А тут эта… с чертями в серо-голубых глазах, чуть прикрытых от предвкушения, с розовым румянцем на щеках… Какого, спрашивается, хрена?

Кристина уже расстегнула его дублет и начала водить пальцами по груди, щекоча и чуть царапая кожу сквозь шёлк нижней рубашки.

— Они меня только завели, мальчик мой, — сказала она и убрала руки, чуть отстранившись.

Через мгновение Хельмут почувствовал такую адскую боль в области левой щеки, что не выдержал и взвыл. Удар был точным, сильным, хорошо поставленным. Не просто пощёчина, которая на мгновение обжигает кожу (а пощёчин за свою жизнь Хельмут получил немало и прекрасно знал, что это такое). Это был настоящий удар кулаком, после которого у него начало ныть буквально всё лицо.

Кристина быстро слезла с его колен и принялась зашнуровывать платье.

— Если ты ещё раз меня оскорбишь, я отрежу тебе член, — уже ни томности, ни соблазнительности в твёрдом голосе, а взгляд её вообще стал хмурым и гневным. — Понял?

Хельмут лишь беспомощно кивнул.

Когда в кабинет вернулся Генрих с небольшим мешочком денег в руках, барон Штольц всё ещё держался за ушибленную челюсть, а вот Кристина как ни в чём не бывало продолжала изучать свои документы, что-то в них подправлять, подписывать и зачёркивать.

— Что с тобой? — спросил Генрих, протягивая тихо стонущему от боли Хельмуту деньги.

— Зуб болит, — буркнул тот.

— А зачем дублет распахнул? Жарко тебе, что ли?

— Ага, — кивнул Хельмут и бросил короткий взгляд на Кристину, вспомнив, как она извивалась на его коленях. — Очень жарко.

Проучить [31]

1383 год от Великого Затмения, сентябрь

В ту осень их занесло на границу с Шингстеном. Так уж вышло, что пришлось вместе ехать за Пурпурный хребет, в земли Шнайлеров — вассалов Штольцев. В местных лесах, как говорили, снова завелись какие-то банды, мешавшие крестьянам, купцам и путникам, и Хельмут в первый же год своего правления решил с этим разобраться раз и навсегда. Ничего этому не препятствовало, да и погода стояла вполне благоприятная: солнце всё ещё согревало землю, приятный тёплый ветер прогонял дождевые тучи, и лишь весьма холодные ночи говорили о том, что лето подошло к концу.

Генрих, разумеется, поехал с ним.

— Нет, я не считаю, что ты не справишься сам, — сказал он, пресекая любые возражения. — Но это и моя обязанность тоже.

Хельмут лишь пожал плечами — спорить было бесполезно.

Они разделались с бандой достаточно быстро и без потерь. Разбойники, видимо, разленились, сталкиваясь в основном с безоружными путниками, растеряли хватку — или, наоборот, оказались весьма обескровлены, поэтому были почти не в силах сопротивляться. Оружия у них оказалось тоже не так много. В общем, закончилось всё несколькими вздёрнутыми на деревьях трупами.

По пути домой Генрих и Хельмут заглянули в какой-то захолустный трактир — не хотелось ночевать посреди дороги, под открытым небом. Кроме того, над головой внезапно начали собираться тучки, грозящие принести дождь. Да и ветер дул промозглый, противный, больно жалящий лица… А в трактире, хотя и дешёвом и до отказа забитом всяким сбродом, было тепло и сухо. Он стоял на окраине небольшой пустынной деревеньки у дороги, что вела прямиком к Айсбургу через Штольц.

Гвардейцы тут же куда-то разбрелись, потерялись из поля зрения, а вот Генрих и Хельмут едва ли не до полуночи засиделись на первом этаже, в обеденном зале. И едва ли не до полуночи там гремело, шумело, кричало, смеялось, журчало и пело. Хозяйка трактира, ещё не слишком старая, бодрая и весёлая женщина, то и дело громко заявляла, что по говору может определить место рождения человека.

— Ну-ка, мне определи! — заорал один из постояльцев, уже явно вусмерть пьяный.

— Да ты двух слов связать не можешь! — не осталась в долгу хозяйка, схватила его за шиворот и вывела вон.

Хельмут усмехнулся. В таких заведениях он бывал редко, но знал, что всё ещё впереди: в конце концов, ему едва исполнилось девятнадцать. Не то чтобы ему тут сильно нравилось, но… всё же в этом бесшабашном, жарком, до отказа заполненном людьми помещении, напоминающем безумный водоворот, было что-то притягательное.

На низком деревянном столике, сколоченном из грубых досок, полным заноз, перед ними стоял штоф вина и две жестяные кружки — лишних бокалов в трактире не оказалось. Но Хельмут не пил, лишь иногда в процессе разговора подносил кружку к лицу, взбалтывал вино и ставил на место. Ему было достаточно и воды. А вот Генрих опорожнял уже третью.

— Рубежи стоит укреплять, — посоветовал он как бы невзначай. — Впрочем, не только с востока, но и с севера, пожалуй, тоже.

— Ну, это уже дело северян, — отозвался Хельмут, хотя и признал правоту друга.