Оккульттрегер

Замысел выдержал, но подкатил жар близкого распыления, к счастью замедленный человеческим телом, с которым муть была связана. Этого внезапного резкого жара успел испугаться и сам экстрасенс, выражение его лица успело исказиться в страх, что с Прасковьей случилось что-то невероятное, что она сейчас умрет под ним, и будут разборки с полицией, и трудно будет уничтожить всю полицию города Серова. Прасковья же придумала, что экстрасенсорные чудеса мути на самом деле пустяки, в них есть только скучная механика, что-то вроде похода в магазин за картошкой. Когда приносишь деньги и получаешь желаемое – это просто товар, ничем и не отличимый от картофеля, гречки и растительного масла. Другое дело, когда люди несут деньги заведомому мошеннику, имея только надежду и ничего более. А когда в результате этого происходит исцеление, или беременность, или брак – вот оно чудо и есть, если вопреки. И она переосмыслила настоящего экстрасенса в то множество, из которых и состояла вся экстрасенсорика, гомеопатия, гадание и все остальное.

А экстрасенс завалился на бок, довольно дыша.

– Я смотрю, тебе тоже понравилось, – сказал он. – А притворялась такой ледышкой до самого конца.

Он гладил ее по груди, по ногам. Предложил остаться. Прасковья отвела его руку, попыталась встать, но проклятый матрас не дал ей сделать это сразу. Экстрасенс поймал ее, обнял, стал колоть бородой в шею.

– Ну куда ты? Куда ты? Хочешь в ресторан? У нас тут есть неплохой. Грузинский. С шашлыками.

Прасковья терпеливо высвободилась. Не стала пользоваться ни наготой экстрасенса, ни эффектом неожиданности, чтобы оставить его корчиться на матрасе, лить кровь из носа, задыхаться после удара в кадык.

– Да, было хорошо, спасибо, – сказала она на прощанье. – Выход мы сами найдем.

– Нет-нет, я провожу! – воскликнул радостный от похвалы экс-экстрасенс и принялся, посмеиваясь, выбираться из постели, из складок черной простыни, черного одеяла.

Слова насчет «хорошо» не были враньем, но к сексу они не имели никакого отношения. Два часа Прасковья являлась кем-то, в чью голову не были замешаны чужие воспоминания. Два часа она точно знала, какое отражение увидит в зеркале, знала, что в ее жизни хорошо, а что плохо. У нее были родители, бестолковый сын, и сама она была бестолковая. Но как же хороши были эти отчаяние и надежды, зависть к таким же надеющимся и отчаивающимся рядом живущим людям.

Однако Прасковья все же подумала в сторону гомункула: «Ну ты и скотина, конечно. Можно было все закончить еще на первом этаже».

«Можно было закончить, – подумал в ответ гомункул. – Раз и навсегда».

Глава 10

Еще даже не одевшись, позвонила Наде. Сил долго разговаривать по телефону не было, поскольку накатил запоздалый страх, так что даже руки слегка тряслись, а в ногах была слабость; сказала:

– Надя, привет! Все ок.

Та, понимая или притворяясь, что понимает, выдохнула счастливым шепотом:

– Ну ладно, хорошо. Там тебя уже ждут.

Как ее встретили! Бесы подкатили на машине прямо к выходу с территории экстрасенса. И Василий, и Ольга выбежали навстречу и попеременно обнимали гомункула и Прасковью. Прасковья подозрительно сощурилась, когда заметила слезы сначала на глазах Ольги, а затем и на глазах Васи.

– Что-то вы слишком… – ответила Прасковья на это.

– Так мы, считай, сколько этого ждали! – сказал Василий, держа Прасковью за плечи, радостно глядя ей в лицо.

Он был выше, мощнее, что-то в нем было от Петра Первого из кино для глядящей снизу Прасковьи, и ей казалось, что он сейчас и поведет себя как царь из фильма – притянет к себе и расцелует.

– Не сказать, что мы были в неведении, – вместо поцелуя признался Василий. – Нам Иван Иванович вел что-то вроде трансляции про твой поход до этого дома, а затем про то, что внутри. Но это мгновение… Как же это было и ужасно, и прекрасно одновременно. Будто весенним ветром обдало. Ты сама как человек сторонний это чувствуешь? У нас тут все было, как на улице Карбышева в три часа ночи, и внезапно улицы обрели названия, стали разными.

Но Прасковья не чувствовала ничего особенного, кроме радости, что до сих пор жива и что на улице как будто стало теплее.

– Если хочешь, прямо сейчас тебя отвезу домой, – предложил Василий. – Закину Ольгу к нам, и сразу поедем, купим чего-нибудь, чтобы перекусить. Ты, наверно, устала. Вот и проснешься у вас уже.

– А вы не знаете, Иван Иванович еще у Гали? – спросила Прасковья.

– Вроде бы да, немножко решил отметить успех, – ответила Ольга. – Но, если что, у нас его номер сотового есть. А что?

– А вы собираетесь так и жить с этой малолетней? – поинтересовалась Прасковья. – Как она вообще живет? Она ребенком стала до или после того, как муть появилась? Если до, то ее в магазинах не спрашивали: «Девочка, а почему ты все время сама за продуктами ходишь? А почему ты все время одна?»

Бесы ничего не ответили, видимо догадываясь, к чему клонит Прасковья. В машине, когда они в нее сели, тоже продолжилось это тягостное молчание.