Оккупация

– Ну, Анют, я тебе скажу, совсем там у вас охренели, в органах. Совсем.

– Отравление?

– Оно самое. Как только справку на похороны выдали…

Сердце Анны забилось быстрее

– Алкогольное?

– Какое алкогольное, Ань. Цианид в чистом виде.

– Цианид? – недоуменно переспросила она.

– Он самый. Классическая картина. Как его только закопали с такими симптомами, явная же картина.

Она ожидала все, что угодно, но только не это.

– Это еще что…

Игнат Сергеевич Барышник с недоумением смотрел на разлинованные листы поверх очков.

– Протокол вскрытия.

– Это я и сам вижу. Как он у тебя…

– Профессор… погибший был моим другом.

Игнат Сергеевич Барышник снова недовольно глянул поверх очков.

– И что?

– Протокол доказывает, что имело место убийство. Надо возбуждаться.

– Возбуждаться. Ох, довозбуждаешь ты меня, Ивонина…

Барышник пролистал документы.

– Кто его мог? Ты знаешь, или висяк будет?

– Предполагаю, – смело ответила Ивонина.

– Предполагаешь…

Барышник метался между двумя возможными вариантами. Если дело этого грузинского профессора действительно удастся раскрыть – то это можно будет очень хорошо подать наверх как пример «работы по-новому» украинской прокуратуры. Вон, закопали – а мы раскопали и дело раскрыли, не так, как раньше заминали. Но если дело так и повиснет висяком – вот тогда реально ж… будет.

И все-таки…

– Готовь документы, подпишу.

– Спасибо, Игнат Сергеевич! – с чувством сказала Ивонина, вставая.

– Только попробуй не раскрыть…

Анна поняла, что ее предчувствие оправдалось – о том, что отравление Тарамадзе имеет отношение к делу Исупова, Барышник не знал. Впрочем, учитывая совершенно разные яды, оно и в самом деле могло не иметь никакого отношения к отравлению Исупова.

Подписав документы, Ивонина пошла на нарушение – не занесла их в базу, чтобы те, кто мог быть заинтересован в деле Тарамадзе, не смогли узнать о том, что оно возбуждено. Нарушение – но за это всего лишь выговор. В первый ли раз…

– А постановление у тебя есть?

Ивонина с торжествующим видом показала копию постановления о возбуждении уголовного дела.

– Ищешь ты себе приключений на свою задницу, мать. А она у тебя, надо сказать…

Берестов с усмешкой смотрел на нее из-за компьютера. Один раз они были близки к тому… но не получилось. Возможно, потому, что у Берестова под крышей были два борделя плюс индивидуалки, он там обслуговывался. Анне было противно после такого…

– В секретариат…

– Потом секретариат. Чего надо-то?

– Съездить в одно место.

Берестов встал, выключил комп.

– Ну поехали…

– Куда едем-то?

– В морг.

– Сразу в морг?

– Ага. Там одного клиента закопали с явными признаками. С судмедэкспертом надо поговорить…

– Понятно…

Берестов уверенно управлял своей «Тойотой». Они пробивались через плотный поток… несмотря на то что более шестидесяти процентов украинцев находились «за межой бидности», хватало и новеньких иномарок. На Украине как всегда – суровость закона приводила к его повальному неисполнению.

– А знаешь, мать… повеселиться хочешь?

– В смысле?

– Я ведь на Майдане был.

Ивонина едва не открыла рот… чего она не ожидала, так это вот этого.

– Чего?

– Правда-правда.

Берестов убавил звук.

– И что ты там делал?

– Дальше рассказывать?

– Конечно… если не врешь.

– Врешь… я ведь оба их застал. Только во время первого я соплей еще был… старший лейтенант, чего там… а вот второй…

…

– Короче, меня к криминальной разведке тогда пристегнули… сама знаешь, после Пукача[73] там все прошерстили, профессионалов выгнали. А потом, когда жареный петух в ж… клюнул, спохватились. Вот и начали засылать опытных оперов. Работали сами, там же на месте курировали негласный состав…

– И ты – что?

– Пошел. Потолкался, даже помог баррикаду собирать. И знаешь, что я понял, мать?

– ???

– Что ни хрена не получится.

– Почему?

– Ну как почему. Революция – это как? Почта, телефон, телеграф. Ленин на броневике. А тут… Разрисовали мордочки в желто-синее и скандируют. Революционеры фиговы…

– Но ведь получилось…

– Что – получилось?

– Янукович ушел.

Анна вдруг поняла всю убогость сказанного.

– Ну ушел Батя, – спокойно отреагировал Берестов, – дальше? На манеже все те же. Потоки переделили, лаве распилили. И дальше поехали.

Ивонина молчала.

– Что – не так?

– А что делать надо было?

– Что…

Берестов молчал… потом резко сказал:

– Расстреливать!

– Расстреливать? Кого?

– Всех! Всех расстреливать.

– И тебя?

– И меня. Взялись революцию делать, так делайте до конца! А если очко жим-жим, так потом не удивляйтесь, если расстреливать будут вас!

Ивонина поежилась…

В морге Берестов играл сольную роль, Ивонина – только на подтанцовке, да и… не приходилось ей почти ничего делать. Берестов все делал сам, как и положено оперу.

Шумно поздоровавшись, он протопал по коридорам, прокладывая себе путь, как ледокол среди льдин. Безошибочно открыл дверь без таблички – там была крохотная комнатка, в которой трупорезы пили чай, что-то ели…

Смех сразу стих.

– Волыняк…

– Я… – сказал невысокий, щуплый доктор с нездоровой, пористой кожей лица.

– Пошли, дорогой. Пошли…

– А что, собственно…

Берестов шагнул вперед и как кутенка выдернул его из-за накрытого стола.

– Щас объясню – собственно…