Оккупация

– Ну… как тебе сказать… недалеко ты от истины, мать, недалеко. Мы ведь по уши в дерьме живем, и уже давно. Подумай, где ты последний раз честного человека видела? Когда ты последний раз по телику правду слышала? Все ведь врем. Телик врет, и мы врем, все думаем, как нае…ть друг друга и по-крупному, и по мелочам. Кидалово кругом… все что-то друг другу впаривают. Когда ты последний раз хоть что-то покупала без мысли, что тебя могу наеть? Бензин бавят, газ бадяжат, в колбасу всякую дрянь суют, в масло, водка вся левая, на бляхах[75] ездим. Ну а врачи, учителя – они что, рыжие, что ли? Тоже хотят заработать. Ну а теперь и этот вот трупорез нашел заработок – не хуже других. Раз он имеет дело с трупами – то и зарабатывает на трупах. Кто что охраняет, тот то и имеет, так?

– А как жить дальше?

– Э… мать… вот я потому и говорю, что тебе надо из прокуратуры бегом валить. Когда человек начинает такие вопросы задавать – тут и до беды недалеко. Поехали, я тебя до дома подброшу, я на машине.

– Фотороботы забери, – вяло отозвалась Анна, вставая.

– Какие фотороботы?

– Ну этот… трупорез фотороботы нарисовал, с кем он работал. Надо бы пробить.

– Завтра, мать, все завтра. Сегодня рабочий день закончился…

Если бы Берестов сегодня принялся напрашиваться к ней домой – она бы его пустила. Но он почему-то не стал напрашиваться. Газанул и уехал…

Подвезя Анну и оставшись в машине один, Берестов достал пачку, прикурил… которую за день. Но сигарета – дорогущий «Парламент» – вдруг показалась до отвращения горькой. Недокурив, он выбросил ее.

Что делать…

Изображенного на фотороботе урода – одного из них – он хорошо знал. Даже слишком…

Сплюнув в окно, он достал телефон…

В Киеве, как и во всех крупных городах Украины, бросается в глаза некоторая… неравномерность застройки, в том числе и в центре. Если в центре Москвы или любого другого крупного российского города вы не найдете ни разваливающихся заброшек, ни пустырей, ничего подобного, то в Киеве такого полно, а в Днепре заброшки можно встретить на главном проспекте города. Киев в советские годы был крупным промышленным центром, тут чего только не производили. Были и воинские части. Кроме того, в Киеве еще с царских времен был мощный сектор частной застройки, а в советские времена усиленно развивали левый берег, старую же и часто аварийную застройку на правом сохраняли. В итоге в Киеве, несмотря на мощный строительный бум, все еще сохранилось немало мест, где кричи – не докричишься.

Одним из таких мест является Рыбальский остров – место, где штаб-квартира украинского ГРУ – на Украине оно называется не ГРУ, а ГУР, чтобы не как у москалей, – парадоксальным образом соседствует с полуразоренными верфями Ленинской кузни. В советские времена верфи сдавали в год по двадцать морозильных траулеров – себе, Кубе, Вьетнаму, другим развивающимся странам, а от электрички утром на работу шел сплошной поток людей. Сейчас там тишина и ржавеющие на стапелях суда, которые уже никогда не выйдут в море. В остатках цехов остатки рабочих клепают железные двери и теплицы для киевлян.

Несколько лет назад завод вроде как оживился. Тогда он принадлежал действующему президенту Украины и получил заказ на изготовление бронекатеров для МО. Но успели сделать то ли три, то ли четыре – а потом власть сменилась, завод отжали, продали все, что можно было продать, – и бросили. Потому что то, что дешево достается – дешево и ценится…

Подполковник киевской полиции Берестов запарковал джип[76], прикрыв его стоящим на стапелях ржавым траулером, вышел. Осмотрелся по сторонам, закурил. Затем достал из бардачка «Глок», огляделся, засунул под одну из балок стапеля. Вот так. Не раз ему помогало. Даже если обыщут…

Достал телефон, набрал номер.

– Женечка, – с шутливым тоном в голосе почти пропел он, – ты где пропадаешь, дорогой? Я тебя жду…

Неизвестный – появился пешком. Ровно с того места, где стояло здание ГУР.

Как только он появился, Берестов помигал фонариком в сотовом. Неизвестный приблизился…

– Берест, ты?

– Он самый. Ты один?

– Как видишь.

– Руки подними.

– Обижаешь.

– Руки подними…

Неизвестный поднял руки. Берестов обыскал его. Искал не оружие, а аппаратуру для записи. В Киеве все и всех писали.

– Убедился?

– С тебя станется.

Неизвестный закурил.

– Зачем звал, боярин?

– Поговорить есть.

– Так говори.

– Ты зачем, Женя, в мокрое влез…

Неизвестный закашлялся, сигарета выпала изо рта.

– Черт…

– Только комедию не играй. Сам же меня и учил.

…

– Короче, трупорез, который тебе левые заключения о смерти подписывал, вскрылся. Лопнул, как пакет с дерьмом.

– Какой трупорез?

– Доктор, который в морге работает. Он засыпался и всех сдал. Тебя в том числе. Тарамадзе вы зачем убили? Профессора. Тоже из-за хаты или что-то другое там было? На тебя фоторобот уже есть. Пока не офизичили.

Берестов тоже закурил. Со вкусом выпустил дым.

– Но могут и офизичить.

– Бред все это!

– Как хочешь.

Берестов повернулся, чтобы уйти.

– Подожди!

– Что – вспомнил?

…

– Как же так, Женя. Так вляпался. Ну ладно, фирмы на деньги ставить, с шлюх брать, игорку крышевать – это одно. Но мокрое…