Через шесть часов очередь закончилась. Я отпустил последнего выигравшего, чье лицо показалось знакомым, – впрочем, после четвертого часа все лица, появлявшиеся в окошечке, выглядели одинаково знакомы и незнаемы, – через силу размял затекшие, заледеневшие ноги, с трудом разогнул спину, отряхивая с костюма обрывки оберточной бумаги, допил минералку и, шатаясь, вышел в зал. Мутило, ноги подкашивались, голова кружилась, и несколько человек, прижавшиеся к окошкам, мнились еще большими тенями, нежели в момент моего прихода.
Я привалился к стене, закрыл глаза. Мыслей не осталось, как-то незаметно я провалился в дрему, поглощавшую время, но не возвращавшую силы. Когда я снова открыл глаза, часы на стене показывали какое-то абстрактное время, я не сразу понял, что приближался одиннадцатый час.
Последний рабочий еще стоял у крайнего окошечка: бледная тень на серой стене. Я едва заметил его.
Ко мне подошла одна из кассирш. Очнулся я не сразу, только почувствовав прикосновение к плечу.
– У нас недостача, – тихо сказала она. Я обернулся: такая же едва заметная тень – как и все мы, расплачивающиеся за победу в этом зале.
– Большая?
– Двести двадцать пять, восемьсот.
Я потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Вспомнил себя автоматом, выдающим призовые всем, стоящим в ожидании перед окошечком, эдакой машиной счастья.
– Это моя вина, – медленно произнес я. – Я плохо считал.
– Нет, недостача в самом переводе. Мы проверили с девочками, – и добавила зачем-то. – А вы считали все правильно.
Они успели проверить и это, надо же. Я потер лоб, почему-то вспомнилось, что не так давно я ее устроил на работу. Или не ее, товарку? Голову закололо.
– Мне обязательно надо получить свои деньги, – прошелестела тень у окошечка, напоминая о себе.
– Конечно, конечно, – заверила его девушка. – Это просто ошибка. Мы с Валерием Михайловичем сейчас во всем разберемся.
Я набрал номер директора. Поначалу он не узнал моего голоса. Мобильный дрожал в руке, начинался озноб. Я едва разбирал слова, рассыпаемые динамиком, словно горошины.
– Кредит выходил с округлением в большую сторону. Чертов мэр! – зло произнес директор, барабаня пальцами по столешнице. Кажется, все это время он провел в кабинете. – Это он лишнее прихватил. Двести двадцать пять тысяч… однако. Мало тех полутора миллионов, что он и так вытащил из фонда, решил с нами поиграться. А как отдавать, своими, что ли? Сколько человек осталось без денег?
– Один.
– Не понял. Рабочий не может иметь такую зарплату. Это ошибка. Причем ваша, Валерий! – тут же сорвался он. Стоявшая подле меня девушка слышала наш разговор, во время паузы она принялась делать какие-то знаки. Я тщетно пытался понять их смысл.
– Не долларов, – наконец, сказала она. – Рублей.
– Рублей? – переспросил раздраженно директор. – Да вы издеваетесь? Нашли чем голову морочить…. Возьми из сейфа, – и связь оборвалась.
Я повернулся к бледной кассирше. Девушка сама все услышала и возилась с ключами. Звонкий щелчок отпираемого замка прозвенел точно выстрел, я вздрогнул всем телом и выронил телефон. Нагибаться и проверять, не было сил.
Их не было и у последнего в очереди. С трудом держа ручку в непослушных пальцах, он расписался в ведомости. Счетчик банкнот протарахтел последний раз и смолк. Кассирша буквально вложила в протянутые ладони купюры. Работяга неслышно пошаркал на выход, медленно растворяясь в чернильной темени. Исчезающий профиль снова показался знакомым. Я напряг зрение, вглядываясь, зря, голова стала кружиться сильнее.
У девушек все еще оставались силы просматривать ведомости. Они о чем-то спорили, когда я, войдя в помещение, привалился к стене и молча следил за мельтешней рук и страниц. Безумно хотелось забыться, закрыть глаза и открыть их только назавтра, в собственной постели, а не посреди мертвенного холода нетопленой кассы.
Кажется, я снова отключился. Из нового оцепенения меня вырвал голос одной из кассирш:
– Слушайте, я поняла, кажется. Вот, смотрите. Кто-то за Круглова деньги получил.
Я пошевелился.
– За Круглова?
– Ну, за того, который пощечину…. – она помолчала. – Мы его из ведомости не успели вычеркнуть. Кто-то и получил….
Я вспомнил. Отлепился от стены и выхватил ведомость. Пролистал ее, водя непослушным пальцем по строкам.
– Круглов взял свои деньги, – наконец, пробормотал я. Ведомость упала на пол, плюхнувшись в груду оберток.
– Но Валерий Михайлович, Круглов… он ведь умер… тогда.
– Но свои деньги он взял. Пообещал взять и взял. Сличите подписи, —Девичьи пальцы сомкнулись на моем запястье горячим наручником. Я попытался вырваться, чувствуя ледяную беспомощность, разливающуюся по телу.
– У вас жар, Валерий Михайлович.
– Да что подписи, вы сами ему выдали деньги. Да, вы. Он ведь был последним в очереди, неужто забыли его лицо?
Она вздрогнула. От моих слов или царапающего, словно наждак, воспоминания, не знаю. Комнатушка плыла перед глазами и никак не могла остановиться. Начинался бред.
Варенька