Окно в доме напротив

– С этим не поспоришь, – согласился я, вспоминая как Ольга, худенькая, незаметная, с короткими каштановыми волосами, сидящая в компании здоровенных мужиков из ведомства, пробивала идею зарубежного финансирования детских домов – когда еще это дозволялось. С ней спорили, потрясали бумагами и пытались надавить, но бесполезно, неаполитанка с кровью древних норманнов всех быстро поставила на свои места. Обворожительно улыбнулась, будто запоздало дала давно желаемую мужиками взятку и, выхватив меня из их компании, удалилась победительницей.

– И не спорьте, – она хотела что-то добавить, но взгляд ее упал на Вивиани. Тот внезапно задохнулся, судорожно пытаясь глотнуть воздуха, наконец, тяжело, надсадно закашлялся и стал медленно сползать со стула. Ольга бросилась к нему, стремительно расстегнула рубашку, потребовала сумочку, где находилось все, жизненно необходимое, я подал, достала какие-то растирания, наполнившие комнату ароматом лаванды. Затем мы дотащили грузного Серджио до кровати. Тот по-прежнему только хрипел, налившись кровью, открывал глаза, тут же закрывал их и все пытался ухватить пальцами нечто, неподвластное рукам. Не то тщился схватиться за руку Ольги, не то видел уже совсем другие картины.

Меня передернуло.

– Звоню в «скорую».

– Нет, я сама, – она все делала сама для шефа, и тут не могла отступить от правил. Но прежде, чем набрать заветный номер, дала Вивиани понюхать английскую соль.

Странным образом это произвело действие. Тот на мгновение из забытья выбрался, приподнялся на подушках, оглядел нас и произнес на русском, едва шевеля языком:

– Варенька, милая моя…. Варенька.

И снова со всхлипом упал, разметав руки.

Прибывший врач потребовал немедленной госпитализации. К этому времени Серджио, если и приходил на краткие секунды в себя, то лишь для того, чтоб произнести это имя. Ольга бледнела, краснела, буквально пунцовела, при каждом таком пробуждении, и вцеплялась в Серджио, пытаясь напомнить ему о себе, о месте, где он находится, обо всем окружающем. Кажется, Вивиани ее не слышал.

Отвезли в бывшую цэковскую больницу, тотчас отправив в реанимацию, подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, забрали кровь, лимфу, сделали соскоб – все отправили на экспресс-анализ, предварительно завалив нас вопросами. В палату заходить запретили, все дальнейшее время мы тенями слонялись по коридору, вместе с другими такими же, ожидающими приговора. Ольга приставала к врачам каждые полчаса, час, два часа, но ответа не получала. Сама предполагала варианты, даже совершенно несуразные, от отравления ядами до аневризмы. Ее внимательно слушали, кивали, соглашаясь. Снова проводили исследования. Кажется, медицина и сама оказалась в замешательстве: кто-то говорил о гипертоническом кризе, иной о микроинсульте, его останавливали, спрашивали нас об известных аллергенах, принятых алкалоидах, снова не то, искали, но никак не могли найти подходящую случаю причину.

Она не выдержала, села на жесткий скрипучий стул, впервые за долгое время нашего нахождения в больнице. Я осторожно обнял Ольгу, та только всхлипнула, но мгновенно взяла себя в руки.

– Кто эта Варенька? – осторожно спросил я. Она дернулась, но только для того, чтоб отстранившись, едва заметно покачать головой.

– Даже не представляю. Серджио, конечно, тот еще жуир, но последние годы… полагаю, у него никого… Да и возраст: почти восемьдесят.

– Может, до тебя? Я имею…

– Не знаю. Он нечасто бывал в России, но… нет, не представляю. И потом, почему именно сейчас?

– Бросил и не помог в трудных обстоятельствах, может такое быть?

Она дернулась, покачала головой.

– Он ловелас, но не настолько, чтобы…. Ты как будто его не знаешь, что глупые вопросы задавать.

Вышел врач: состояние удалось стабилизировать, но и только. Клинический диагноз поставить не смогли, причина столь резкого обострения все еще оставалась загадкой.

– Возможно, нам придется на сутки ввести его в состояние искусственной комы, – наконец, решившись, сообщил врач. – Вы его родственница, Варвара?

Ольга куснула губы, но покачала головой. Объяснила ситуацию, как смогла. Русский ей внезапно отказал. Врач тряхнул головой, немолодой, опытный доктор, за спиной которого немало самых необычных, сложных, почти неподдающихся случаев, неожиданно признался:

– Пациента хорошо бы к вам перевести, в Милан. Я не могу обследовать его достаточно полно, да еще томограф барахлит. А тыкать наугад не в моих правилах. Мы его подключили к искусственному сердцу, пока трогать не будем, отправим в седацию. Одно могу сказать, это не последствия шунтирования, не надпочечники, не лейкоцитарная…

Он замолчал внезапно, затем извинился. Ольга покачала головой, дыхание ее прерывалось, выходило из груди с трудом, будто она взяла на себя часть немыслимой ноши Серджио.