Окно в доме напротив

Мэлий снова обернулся. Когда они подъезжали с Колесниковым к месту сбора, он заприметил в конце проспекта холодно блеснувшую металлом куполов церквушку, ему показалось тогда, что он прибыл на погост. Он вздрогнул от этого мимолётного воспоминания и сделал шаг на узкую тропку, проложенную среди сугробов, к ресторану, идти по улице он почему-то не решился.

Первый этаж просвечивался фонарями насквозь, он действительно пустовал. А вот второй скудно освещался изнутри, и Мэлий, подняв глаза, встретился со взглядами, устремленными на него, множеством взглядов стоящих у окон людей: по всему периметру этажа. В основном это были женщины и молоденькие девушки, и все они пристально следили за его приближением. Стояли тесно, плечом к плечу, подняв руки; Мэлий с содроганием осознал, что стоят они так с самого захвата. И где-то позади измученных людей, под их надёжной защитой, должен находиться Исмаил Ваха, он же Муслим, призвавший Мэлия на переговоры.

Тропка кончилась, дверь перед ним была чуть приоткрыта. Мэлий зашёл внутрь, запоздало вспомнив о детекторах, лишь пройдя их, оглянулся, вздохнул – так незаметно он прошёл это малое испытание – и лишь потому, что думал об испытании другом.

Когда глаза немного привыкли к темноте, Мэлий сделал несколько неуверенных шагов вперёд, наткнулся на ножки опрокинутого стола – на первом этаже царил бедлам – и, остановленный этой преградой, неожиданно снова вспомнил холодный металл крестов недалёкой церкви, свои мысли о погосте. И заглушая их, хрипло крикнул:

– Ну, где же ты, спускайся.

– Я здесь, – ответил ему знакомый голос, без выражения, без акцента, лишённый каких бы то ни было человеческих эмоций, голос того, кто называл себя Муслимом.

– Я давно жду тебя, доктор, – произнёс он, выступая из тени. Встал так, что свет фонарей закрывал от Мэлия его лицо. А спина хирурга – траекторию движения снайперских пуль. – В штабе больно долго копались, вот и пришлось вас подогнать.

– Я оперировал.

– Знаю. Ирина Карпова предоставила сердце для Анфисы Мельник. Ты помог этой благостной жертве осуществиться. Отец девочки ещё долго будет благодарен тебе, уж поверь на слово.

– Не сомневаюсь, – холод охватил всё его естество, жуткий космический холод, исходивший даже не от слов Муслима, но от собственного ледяного спокойствия при этих словах. От невыносимого понимания того, откуда говоривший знает всё.

И в эту всепоглощающую бездну понимания проваливались слова и фразы.

Внезапно он вспомнил о просьбе Запашного.

– Прежде, чем мы будем говорить….

– Знаю. Я отпущу двадцать три человека. Двоих раненых, без тебя они не смогут выбраться, будешь им помогать. И детей.

– А остальные? – он едва смог проглотить комок, подступивший к горлу.

– У нас с тобой счёт, доктор, – спокойно ответил Муслим. – Если поднапряжёшься и вспомнишь, можешь подсчитать, как пройдёт операция по освобождению заложников.

Мэлий долго молчал.

– Почему ты не хочешь, – наконец произнёс он и, как-то обессилев враз, оборвал фразу на середине. Его начинало знобить.

– Не хочу, – просто ответил Муслим. – Будь ты на моём месте, поступил бы в точности так же.

– Но ты – не я.

– Именно поэтому нам и надо подводить счёт. За истёкшие два года. Тебе предъявить его – поимённо?

В руке обнаружилась бумажка, заблестевшая белым в искусственном свете, сочащемся с улицы. Без слов Муслим протянул её хирургу, начавшему различать печатные буквы, усеявшие обе стороны.

Руки Мэлий не поднял.

– Здесь слишком темно.

– Ты прочтёшь.

– Сколько?

– Сто пять. Включая Анфису Мельник. Девочка будет жить, я обещаю тебе.

– А раненые? – осторожно спросил он. Муслим отодвинулся, Мэлий почувствовал на себе его тяжелый всепроникающий взгляд.

– Ты хочешь их оперировать?

– Если я рискну….

– Ты прав. Тогда сто семнадцать. Но разве это твоя вина? – без паузы произнёс он, повышая голос. – Нет это твоя новая победа. Ты спас девочку, теперь ты хочешь спасти ещё двоих: если надо, ты спасёшь и их. Мне всё равно, – Мэлию показалось, что Муслим усмехнулся. – Тебе – нет. Твоя слава лишь упрочится от двух спасённых. Ведь оперировать придётся тут же, в ближайшей больнице, шестьдесят первой, там неплохой персонал, но квалификация – увы. Не твой уровень. Так что, если захочешь, спасёшь обоих. И это после двенадцати часов сложнейшего хирургического вмешательства, замены отмиравшего сердца на свежее. Удивительно, как твои руки не потеряют хватку, как твой скальпель будет точен, не ошибётся и на миллиметр, и диссектор в твоих руках… хм, ты едва не унёс его из операционной.

– Ты предлагаешь мне выбор, – прервал его Мэлий.

– Я не предлагаю выбор, у тебя его попросту нет. Я объяснил всё это ещё два года назад, при первой нашей встрече. Равновесие должно быть соблюдено, ты бессилен изменить моё правило. Не ты его придумал, не тебе и спорить с ним. Только соглашаться или же…. Вот тут можно выбирать: или поставить точку в своей карьере, или же продолжать и дальше. Но это единственное, что ты способен решить.

– Когда ты отпустишь детей?