Окно выходит в белые деревья...

В дружбе не надо пешек,
в дружбе не надо ферзей,
но танцевать, как от печек,
надо всегда от друзей.

И безо всяких «надо»,

просто, без ничего,
дружба — не чувство стада, —
чувство себя самого.

Люди сильны друг другом.

Да не обманет их
лезущий вверх по трупам
бывших друзей своих.

Люди сильны друг другом.

Чтобы с друзьями срастись,
не обязательно цугом,
холкою в холку плестись.

Люди сильны друг другом,

спаянностью несходств,
а не безличным хрюком, —
ибо они не скот.

Люди сильны друг другом,

так, словно Севером — Юг,
так, словно пахарь — плугом,
так, словно пахарем — плуг.

Люди сильны друг другом.

Что равнодушья мерзей?
Люди сильны испугом
вдруг потерять друзей.

В битвах и перед казнью

или на Млечном Пути
люди сильны боязнью
в чем-то друзей подвести.

В лица друзей каменья —

это по морде себе.
Люди сильны неуменьем
друга предать в беде.

Сколько утрат у России, —

водкою их не запить!
Люди сильны бессильем
мертвых друзей забыть.

Август 1972

У ТЕЛЕФОНА-АВТОМАТА

Возле гагринского пыльного сквера,
возле гипсового старца-пионера,
в автомате: «Приезжай, ты слышишь, Вера?»
телефон целуя — странная манера! —
этот пьяный гражданин кричал, хрипя.

Брел я ночью и шептал у поворота,

заглядевшись на рубины самолета:
«Пусть ко мне приедет вера во что-то,
пусть ко мне приедет вера в кого-то,
пусть ко мне приедет вера в себя».

Октябрь 1972

Гагра

О, ТОЛЬКО БЫ НЕ ПРИВЫКНУТЬ

О, только бы не привыкнуть
к Господнему чуду глаз
и в тысячный раз приникнуть
к губам, словно в первый раз!

Привычка со скукой на морде,

со спичкою в дуплах зубов,
как пресное море — не море,
привычка — уже не любовь.

Пусть лучше не вместе, а порознь,

но только не задави,
привычки товарный поезд,
живого ребенка любви!

Октябрь 1972

Гагра

«Жизнь, ты бьешь меня под вздох…»

Жизнь, ты бьешь меня под вздох,
а не уложить.
Я до девяноста трех
собираюсь жить.

Через сорок три годка —

потерпи, казак! —
вряд ли станет жизнь сладка,
но кисла не так.

Будет сорок семь тебе,

мой наследник Петр,
ну а батька в седине
все же будет бодр.

Будет он врагов бесить,

будет пить до дна
и на девочек косить
глазом скакуна.

Будет много кой-чего

через столько лет.
Результатец — кто кого —
будет не секрет.

Встретят улицы и рю

общую зарю.
Я в Мытищах закурю,
в Чили докурю.

Телевизор понесут

под колокола
на всемирный Страшный суд
за его дела.

Уничтожат люди рак,

бомбу, телефон.
Правда, выживет дурак,
но не так силен.

Зажужжат шкивы, ремни.

Полный оборот —
и машина времени
Пушкина вернет.

1972

«Бессердечность к себе — это тоже увечность…»