Окно выходит в белые деревья...

Бессердечность к себе —
это тоже увечность.
Не пора ли тебе отдохнуть?
Прояви наконец сам к себе человечность —
сам с собою побудь.
Успокойся.
                   В хорошие книжки заройся.
Не стремись никому ничего доказать.
А того, что тебя позабудут, не бойся.
Все немедля сказать —
                                             как себя наказать.
Успокойся на том,
                                    чтобы мудрая тень Карадага,
пережившая столькие времена,
твои долгие ночи с тобой коротала
и Волошина мягкую тень привела.
Если рваться куда-то всю жизнь,
                                                           можно стать полоумным.
Ты позволь тишине
                                    провести не спеша по твоим волосам.
Пусть предстанут в простом освещении лунном
революции,
                         войны,
                                       искусство,
                                                                     ты сам.
И прекрасна усталость, похожая на умиранье, —
потому что от подлинной смерти она далека,
и прекрасно пустое бумагомаранье —
потому что еще не застыла навеки рука.
Горе тоже прекрасно,
                                      когда не последнее горе,
и прекрасно, что ты
                                      не для пошлого счастья рожден,
и прекрасно какое-то полусоленое море,
разбавленное дождем…
Есть в желаньях опасность
                                                смертельного пережеланья.
Хорошо ничего не желать,
                                                  хоть на время спешить отложив.
И тоска хороша —
                                   это все-таки переживанье.
Одиночество — чудо.
                                         Оно означает — ты жив.

1972

Коктебель

«Я не играю в демократа…»

Я не играю в демократа,
когда от Родины вдали
всей шкурой чувствую как брата
любого нищего земли.

Я не играю в гуманиста,

когда у драного плетня
под переборы гармониста
крестьянской песней ранен я.

Я не играю в либерала,

когда хочу, чтобы сперва
жизнь у людей не отбирала
их небольшие, но права.

Я не играю в патриота,

когда под волчье улюлю
хриплю в тайге в тисках болота:
«Россия, я тебя люблю».

Я не играю в гражданина

земного шара, если мне
так жаль тебя, парижский рынок,
с Арбатом старым наравне.

И ни в кого я не играю,

ни у кого не в кабале,
или в избе, или в вигваме,
на сцене или в кабаке.

Ни тем, ни этим не в угоду

я каждый день бросаюсь в бой
и умираю за свободу —
свободу быть самим собой.

1972

«Непредставима жизнь без Пушкина…»

Непредставима жизнь без Пушкина.
Она без Пушкина — вдова.
Пока душа не обездушена
и Пушкин в ней — душа жива.

Что толку просто быть писателем?

Он, скипетр перышка держа,
был той державы основателем,
чье имя — русская душа.

Не станьте роботами лживости,

чтоб не исчезнули совсем
черты его мятежной живости, —
пииты века ЭВМ.

Над всеми Павками Корчагиными

и космонавтами парит
тот профиль с чудными курчавинками
и столько сердцу говорит.

Когда, устав от пошломордия

и опостылевшей брехни,
ты мертвый сам и пишешь мертвое,
вздохни и Пушкина вдохни.

И звуки вновь нахлынут лирные…

К тебе, сегодняшний пиит,
с живой водою нехлорированной —
с кувшином охтенка спешит…

Февраль 1973