Око флота

— Мистер Дево, вы вправе предпринять все меры безопасности, которые сочтете необходимыми. Доброй ночи, джентльмены.

Уход офицеров сопровождался грохотом передвигаемых стульев и шумом голосов. В ушах капитана стояли слова Дево: «Время покажет, сэр, кто из нас прав». Беда была в том, что Хоуп уже знал, кто…

Дринкуотер покинул обед с чувством, что стал свидетелем того, чего не должен был видеть. До этого момента он считал авторитет Хоупа непререкаемым, и был поражен яростными нападками Дево. Помимо этого его смутили смешки, которыми обменивались некоторые из гостей, особенно Дево и Вилер, показывая, что их забавляет достигнутый результат. Но больше всего ему врезалось в память лицо Блэкмора. Старик с зачесанными назад седыми волосами прошествовал мимо мичмана с лицом, напоминавшим своей невозмутимостью носовую фигуру. Но рядом с Дево и Вилером на этом лице отобразилось выражение крайнего презрения.

Дринкуотер последовал за Крэнстоном вниз. В темноте твиндека чья-то рука схватила его за локоть. Он едва не закричал, но из мрака выступило лицо с прижатым к губам пальцем. Это был Шарплз.

— Чего ты хочешь? — прошептал Дринкуотер, не в силах еще сбросить с себя тягостное ощущение после недавнего разговора. Но что-то в облике Шарплза, с которым мичман не пересекался уже несколько месяцев, говорило, что это не праздный визит.

— Прошу прощения, сэр. Вам надо знать: уверен, Треддл и мистер Моррис что-то замышляют, сэр. Думаю, вам следует знать, сэр…

Шарплз разжал руку и растворился во тьме.

Дринкуотер вошел в кокпит.

— Ну что, вернулись из-за капитанского стола, да? — голос Морриса сочился ядом.

Поначалу Дринкуотер решил не отвечать, но, понимая, что Крэнстон еще не спит, задумал подразнить врага.

— Скажи, Моррис, за что ты меня ненавидишь?

— Да за то, сосунок, что ты — всего лишь собачье дерьмо, и все же с самого твоего появления на корабле ты стал причиной трудностей для меня. Ты несносный маленький ублюдок…

Кулаки Дринкуотера сжались, он посмотрел на Крэнстона. Тот невозмутимо забирался в свою койку.

— За эти слова я вызову тебя, когда мы придем в Нью-Йорк…

— Да? А почему не сейчас? Потому что у тебя нет этого проклятого шеста? Ты стал больше заботиться, как бы не изуродовать свою смазливую мордашку с тех пор, как повстречал ту шлюху в Фалмуте. Скажешь не так? Или свел теперь компанию с офицерами, со щеголями типа Вилера?

Намек на Элизабет взбесил Дринкуотера, но он сдержал гнев. Он увидел, как Крэнстон, сидя в койке, машет ему, призывая не обращать внимания. Моррис завелся, из его уст лились оскорбления и непристойности на все лады, какие только мог подсказать его гибкий развращенный ум. Дринкуотер схватил под мышку свой плащ и вышел на палубу…

— Почему бы тебе не заткнуть свой поганый рот, Моррис? — спросил Крэнстон из темноты. Но Моррис его не слышал. Он был взбешен, он ослеп от душившей его злобы. Для этого чувства нельзя найти рационального объяснения, так же как для любви. Моррис думал только о том, что в силу какой-то злой иронии судьбы Дринкуотер оказался наделен всем, чего так не хватало ему, Моррису: талантами, обходительностью, способностью располагать к себе людей.

Моррис пал жертвой своих собственных пороков: зависти, половых извращений и их последствий. Возможно, это являлось первыми признаками болезни, ведущей к помешательству, а возможно — горькими плодами извращенной страсти, которая уже в силу самой своей порочной природы не может породить ничего, кроме мучений.

Глава пятнадцатая. «…так часто прахом идут…» Март-апрель 1781 г.

Если команда «Циклопа» ожидала увидеть впечатляющую картину берега, к которому они прибыли, ее ждало разочарование. Побережье Каролины было низменным и поросшим лесом. У штурмана Блэкмора не оказалось приметных ориентиров, с помощью которых можно было бы определить их местонахождение. В итоге эстуарий реки Галуда был обнаружен с помощью посланного на разведку баркаса.

Перевалило за полдень, когда морской бриз позволил, наконец, Хоупу ввести фрегат в изобилующие мелями воды. Лотовые расположились на обоих фока-русленях, а баркас с заряженным четырехфунтовым орудием на носу, шел впереди под командой лейтенанта Скелтона, промеряя фарватер. Следом за ним, под марселями, стакселями и контр-бизанью, осторожно приближался к берегу фрегат.

Галуда впадала в Атлантику между двух мысов, заканчивавшихся песчаными косами. Эти две полоски суши у своей оконечности поворачивали на север, куда устремлялась и река, смешивая свои воды с Гольфстримом. У устья находился бар, который фрегат должен был аккуратно миновать. От впадения в море берега эстуария были густо покрыты лесом, по мере продвижения вверх по течению лесные массивы пересекались ручьями и болотами. У устья самой реки находилось небольшое возвышение — футов тридцать над урезом воды. На нем, на очищенном от леса пространстве, возвышался форт Фредерик.