Око Марены

— Так я от тебя с целым сервизом выйду. Нет, мне, конечно, приятно, дари, пожалуйста, — заторопился он, пристально наблюдая, как князь вертит в руках последний кубок. — Только я за тебя волнуюсь. Сам-то из чего пить станешь?

— Сколько трупов? — отставил Константин в сторону кубок.

— Вот с этого и надо было начинать, — удовлетворенно заметил Славка. — Только не надо мне говорить, что тебе лучше знать — с чего начинать. Ты не папаша Мюллер, хотя временами, вот как сегодня, здорово похож, а я уж точно не штандартенфюрер Штирлиц.

— Ты не юли. Я спросил, сколько трупов после твоих орлов осталось?

— Да ни одного. Даже тяжелораненых нет.

— Это среди них самих. А я имею в виду городскую стражу, — уточнил Константин.

— Ну я же сам стариной тряхнул, — развел руками воевода. — И потом это наш русский город. Можно сказать — свои, только временно заблуждающиеся. Значит, пару ребер одному сломали, кажется. Бугай оказался. И еще одному руку вывихнули, но уже вправили. И все. Но я их накажу, — тут же торопливо произнес он.

— Их-то за что? — буркнул Константин. — Это не в меру услужливого командира наказывать надо.

В это время в палатку осторожно заглянул отец Николай:

— Там процессия идет. Уже из ворот вышла. Надо бы тебе, княже, навстречу к ним…

Константин с тяжким вздохом подался на выход. А торжественный марш горожан с повинной головой, затаив дыхание, приближался все ближе и ближе.

— Ох, что сейчас будет, — пробормотал он вполголоса, но деваться было некуда.

Впрочем, его опасения были напрасны. О ночном взятии города никто из горожан так и не заикнулся. Вначале было не до того — все ждали, что будет делать князь и не начнет ли он лютовать. А уж потом не спрашивали по принципу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Коли князь молчит, то и мы помолчим.

И лишь к вечеру, на торжественном пиру один из изрядно подпивших дядек-пестунов малолетнего княжича Александра не выдержал и все-таки спросил Константина. Мгновенно в просторной трапезной воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа рязанского князя. Но Константин уже не был застигнут врасплох.

— А для того я оное содеял, — мужественно взял он вину воеводы на себя, — дабы вы все воочию уразумели, что ежели бы я восхотеша град ваш поять, так он токмо до первой ночи бы устоял, а далее… — тут он многозначительно усмехнулся. — Далее все узрели, что нет таких градов на Руси, кои мой славный воевода на копье взять бы не смог. — И, наклонившись к сидящему рядом Вячеславу, шепотом добавил: — Жаль только, что он на это у своего князя разрешения не всегда спрашивает — хочет он того или нет.

— А мед мне у них больше всего по вкусу вишневый понравился, — невозмутимо ответил воевода, глядя невинными доверчивыми глазами на Константина, и тут же простодушно предложил: — Тебе налить?

* * *

Уже в самом начале своего становления князь Константин порою находил совершенно гениальные решения, как это было, например, в случае с Пронском. Уже практически решив все вопросы с мятежным городом мирным путем и договорившись с горожанами, Константин накануне ночью неожиданно для всех отдает приказ и берет град «на копье», то есть штурмом. Не знаю, сколько было жертв с обеих сторон, но сколько бы их ни было — чисто стратегически рязанский князь несомненно выиграл. Такая гениальная демонстрация боевой мощи своего войска настолько шокировала жителей Пронска, обычно склонных к сепаратизму и независимости от Рязани, что они раз и навсегда зареклись прибегать к мятежам и бунтам. Более того, как бы плохо впоследствии ни складывались дела у властителей Рязанского княжества, но в Пронске они всегда находили самую горячую поддержку.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.

Т. 2. С. 146. СПб., 1830

Глава 16 Белые вороны Ряжска

Судьба всегда наносит удары ниже пояса.

Э. Севрус

— Слушай, а речка вроде бы намного шире стала сейчас, чем в наши времена, — задумчиво произнес Вячеслав, стоя на высоком обрывистом берегу полноводной Хупты, неспешно несущей свои воды в Раново.