Око Марены

Сразу же после этого — заканчивался сентябрь, но еще царила теплынь — был устроен сбор мужиков, которых недавние ученики принялись гонять по полной программе. У них обучение пошло не так успешно, однако спустя два месяца уже никто не признал бы неуклюжего сельского пахаря в расторопном смышленом ратнике. И если в индивидуальном мастерстве многих надо было еще учить и учить, то строй мужики держали твердо, копья поднимали и опускали одновременно, из походной колонны переходили в боевой порядок за считанные минуты. На вопрос, что означает мудреное словечко «каре», они уже не чесали в недоумении затылок и не пожимали плечами, да и прочие понятия, вроде «черепахи»,[31] стали для них не в диковинку.

Что же касается Святослава, то тут восемнадцатилетний министр обороны Рязанского княжества попал даже не в яблочко, а в самую его сердцевину. Юный ратник хоть и стоял в строю одним из последних по росту, но в учении, памятуя прощальное напутствие батюшки, был чуть ли не самым первым. Особенно ему удавалась одиночная строевая подготовка. Он так лихо и четко выполнял все команды, что лица остальных дружинников невольно расплывались в умиленной улыбке восхищения.

Вот почему сразу после окончания учебы Святослав, представ перед отцом, уважительно, но в то же время с гордостью, спросил:

— Не посрамил я тебя, отче? Не пришлось тебе за меня краснеть от стыда?

— Краснеть как раз пришлось, — улыбнулся ласково Константин, положив сыну руку на плечо. Заметив обескураженность Святослава, он тут же пояснил: — Не от стыда — от гордости краснел.

Святослав смущенно заулыбался и тут же встрепенулся, напрочь забыв про отца, как только услышал знакомый голос:

— Отрок Святослав!

— Я! — стремительно повернулся он к окликнувшему его Вячеславу. Тот, тоже довольно улыбаясь, скомандовал:

— Вольно, — и сразу, обращаясь к Константину: — Славного ты сына вырастил, княже. Я, пожалуй, у тебя его и вовсе заберу.

— Это как? — опешил тот. — На такое мы не договаривались.

— Так мы и о службе его ратной не договаривались, а видишь, как получилось. Ну да ладно, об этом пока помолчим. — Вячеслав заговорщически подмигнул юному ратнику. — Не будем князя-батюшку в такой радостный день расстраивать, — и, властным жестом отправив Святослава к остальным дружинникам, встретившим княжича радостно-уважительным гулом, озабоченно поинтересовался у Константина: — Что с Ингварем? Тишина?

— Пока да, — последовал уверенный ответ.

— А это точно?

— Сведения надежные, — успокоил соратника Константин. — Тем более сразу из нескольких источников.

Одним из них был родной брат купца Тимофея Малого. Сам купец готов был расшибиться в лепешку, после того как ожский князь спас его и всю семью от неминуемого разорения. Хлебосольный и гостеприимный хозяин, Малой в самом деле знал и поддерживал дружбу чуть ли не со всеми рязанскими купцами, включая тех, кто жил и в далеком Зарайске на Осетре, и в Пронске на Проне, и в Переяславле-Рязанском, который был облюбован на жительство его родным братом Иваном.

Поначалу честная натура купца противилась княжескому поручению, припахивающему чем-то грязным. Тайно собирать сведения и доносить Тимофей был не приучен. Хотя впрямую он и не отказывался, но попытку увильнуть от стукачества все-таки предпринял.

— Негоже это, вынюхивать в чужой избе, какую кашу — с мясом али с рыбой — соседка варит, княже. К тому же в таком деле ловкость нужна, навык, а я больше торг вести приучен. Ты лучше поручи мне купить товару подешевше, дабы в дальних краях я его тебе продал подороже. Это по мне, а тут… Не справлюсь я, княже!

— А мне нет интереса, с чем каша у соседки варится, — пояснил Константин. — Мне совсем другое нужно. Точит ли сосед топор, в разбой на мою избу собираясь. А навыков в этом не нужно. Коли рать собирается, ее, как повой[32] бабий, за пазуху не засунешь, чтоб никто узреть не смог. Она сразу видна.

Тимофей замялся, но все-таки высказал наболевшее:

— Так-то оно так, токмо гостям[33] всем от свары[34] князей един убыток. С десяток лет назад памятую я грады рязанские, яко свечки полыхающие, кои Всеволод Юрьевич, князь владимирский, за упокой ставил дланью суровой. А ныне что ж, Переяславль запалить жаждешь, княже? Гоже ли?

— Нет. Не гоже, — сурово отрубил Константин. — Для того и хочу я знать, когда Ингварь с силами соберется. Ведомо ли тебе, что я людей к нему посылал, мир предлагал, он же их восвояси ни с чем отправил?

— То ведомо, — кивнул Малой. — Да и то взять, какой мир с отцеубивцем можно, ой. — Он осекся, испуганно втянул в голову в плечи и замолчал.

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул Константин. — И что же, многие из гостей торговых так же, как ты, думают?

— Разное сказывают, княже, — уклонился от ответа Тимофей. — Кому верить — не ведаю. К тому ж это я про Ингваря рек. Не я тако мыслю — княжич младой.

— А ты сам?

— Я, что ж. Мое дело — торговля. Тут купил — там продал. Где уж нам, простым людишкам, в княжьих делах пониманье отыскати. Да и не до того, — заюлил купец.

— Стало быть, никак не думаешь? — уточнил Константин.