Око Марены

— А взять второго сына Константина — Всеволода. Он ведь тоже погиб совсем молодым на реке Сити вместе со своим бездарным дядей — князем Юрием. В живых после орд Батыя остались лишь потомки Ярослава и он сам — родоначальник клана. Кстати, брату Юрию он не дал ни одного ратника в помощь против татар. Ни одного, — повторил он увесисто и для полного понимания всей подлости Ярослава добавил: — И это родному брату. Он воинственный — бесспорно. Но честолюбив беспредельно, равно как и подавляющее большинство его потомков. А о том, что он по своему характеру самый худший изо всех Всеволодовичей, говорит одно то, что уже сейчас, хотя ему нет и тридцати, его руки по локоть в крови невинных новгородцев.

— Восстание в Новгороде подавлял? — уточнил Славка. — Так это не в счет. Это наведение порядка в городе, а стало быть, необходимость. Ты же сам князь — понимать должен.

— Про наведение порядка я все понимаю, Слава. Порою и впрямь очень полезно вздернуть на виселицу парочку горлопанов, чтобы утихомирить всю остальную толпу и не допустить лишней крови. Но что касаемо Ярослава, так он не порядок наводил. Он в Новгороде Великом людей голодом морил, обозы с хлебом туда не пропуская. Обиделся, видишь ли, на горожан. Да и потом, когда его Константин с Мстиславом разбили, прибежал к себе, в Переяславль-Залесский, и первым же делом всех мирных новгородцев и смолян, что в его Переяславле в ту пору были, приказал бросить в погреба и тесные избы, в которых несчастные и погибли.

— За что? — не понял Минька, оторопело захлопав ресницами.

— А ни за что, — Константин пожал плечами. — Скорее всего, он просто зло свое срывал. Битву-то он продул начисто.

— И многих он вот так-то умертвил? — печально спросил священник.

— Изрядно. Точно не помню, но с сотню наберется[113].

Отец Николай с печальным вздохом перекрестился, но не замолчал, вопреки ожиданию Константина, противопоставив из своего арсенала последний аргумент:

— Сказано Христом: «Не судите, да не судимы будете»[114]. Тебя, вон, тоже многие до сих пор обвиняют в пролитой крови родных и двоюродных братьев, а ведь это неправда.

— Но я сам это всегда отрицал, а Ярослав — нет. И потом, я его вовсе не сужу. Господь ему судья. Просто это к тому, что нам неведомо, кто стал бы лучшим вариантом для Руси — потомки Ярослава или потомки Константина.

— Рязанского, — тихонечко шепнул Вячеслав Миньке так, чтобы не услышал отец Николай, и подмигнул, приложив к губам палец, призывая товарища сдержать эмоции.

Но священник, по наитию, сам задал этот же вопрос:

— Уж не своего ли сына Святослава жаждешь ты посадить на Руси великим князем?

— Честно? — уточнил Константин.

— Только так, иначе и говорить не надо.

— Не знаю, кто им будет, — сознался Константин. — Да оно и не важно. Пусть время покажет, лишь бы им был и впрямь самый лучший и самый достойный. Тут гораздо важнее другое — его титул. Сам видишь, отче, как князья ныне грызутся за власть. Поэтому лучший уже не должен именоваться великим. Я считаю, что когда Батый придет на Русь — ею должен править царь.

— Но князья никогда не пойдут на это, и ты сам сие прекрасно знаешь. Это же утопия, сын мой.

— Да, если считать, что верховную власть они сами должны ему вручить. А вот если допустить, что его изберет простой народ, а царский венец на него митрополит наденет, то все эти Всеволодовичи и прочие Рюриковичи будут попросту поставлены перед фактом. И останется им только проглотить и утереться.

— Первым же царем станет Святослав, а при нем его мудрый отец или… Да уж не сам ли ты норовишь корону водрузить на свою главу? — моментально посуровел голос у отца Николая.

— И опять я тебе честно и без утайки отвечу, — вздохнул устало Константин. — Вариант неплохой, но нежелательный. Тогда уж точно без большой крови не обойдется. Все Всеволодовичи на уши встанут.

— Всволодовичей мы заметелим на раз, — усмехнулся пренебрежительно Славка. — Под одной только Коломной половина их рода полегла. Константин, сам говоришь, при смерти лежит. В остатке только Юрий с Ярославом, и все.

— Твоими бы устами, Слава… — вздохнул Константин. — Я под Всеволодовичами имею в виду всех, кто свой корень от младшего сына Ярослава Мудрого ведут, которого тоже Всеволодом звали. А это и Мстислав Удатный, и киевские князья, и смоленские, и волынские. Короче, хватит с нас выше крыши.

— А ты от кого свою родословную ведешь? — поинтересовался Минька.

— От среднего сына, от Святослава. Причем от самого младшего из его рода. Так что старшие Святославичи тоже возмутятся. Опять же репутация у меня не блещет. Хоть сто раз невиновным был бы, но от этого пятна мне до самой смерти не отмыться. Словом, надо кого-то другого ставить.

— А кого же тогда ты планируешь? — несколько обескураженно — ожидал другого ответа — переспросил отец Николай.