Он тяжело перевернулся, – тупо заныли мышцы, – и толчком приподнялся, встал, опираясь на руки и колени. Не понимая, он уставился на маслянистый пепел, в котором лежал, – пепел был разбросан и размазан по каменистой вершине холма. Повсюду валялись лохмотья темно-зеленой ткани, перемешанные с обугленными, почерневшими по краям лоскутами, избежавшими пламени.
«Агинор».
В животе у Ранда что-то перевернулось и скрутило. Пытаясь счистить с одежды черные мазки пепла, он отполз от останков Отрекшегося. Руки чуть ли не висели безвольно, почти не помогая ему продвигаться вперед. Он попытался действовать сразу двумя руками и упал ничком. Крутой обрыв смутно вырисовывался перед взором, гладкая скальная стена крутанулась в глазах, бездна притягивала. Голова закружилась, и его стошнило за край утеса.
Дрожа всем телом, он отполз на животе назад, пока перед глазами не оказался устойчивый камень, потом перекатился на спину, хватая ртом воздух. Неловко вытянул меч из ножен. От красной ткани осталось с горсточку пепла. Руки задрожали, когда он поднял клинок и поднес к лицу; держать меч пришлось двумя руками. Это был клинок, клейменный цаплей, – «Клеймо цапли? Да. Тэм, мой отец», – но всего-навсего обычная сталь. С третьей попытки он сумел вложить меч в ножны. «Было же еще что-то. Или там был другой меч».
– Мое имя, – произнес он чуть погодя, – Ранд ал’Тор.
Новые воспоминания ворвались ему в голову свинцовым шаром, и он застонал.
– Темный, – прошептал он сам себе. – Темный – мертв. – Предосторожности теперь ни к чему. – Шайи’тан – мертв.
Показалось, мир будто накренился. Он затрясся в беззвучном смехе, пока слезы не хлынули ручьями из глаз.
– Шайи’тан мертв! – Он рассмеялся в небо. Еще воспоминания. – Эгвейн!
Это имя означало нечто важное.
Морщась от боли, он с трудом поднялся на ноги, – его качало совсем как иву на сильном ветру, – и, пошатываясь, прошел мимо останков Агинора, не взглянув на них. «Теперь это не имеет никакого значения». Он больше падал, чем спускался, на этом крутом вначале склоне, опрокидываясь на спину и скользя от куста к кусту. Когда он добрался до более пологого участка, кровоподтеки и ссадины у него болели вдвое сильнее, но он нашел в себе достаточно сил и встал, хоть и с трудом. «Эгвейн». Он побежал, приволакивая ноги и шаркая. Листья и цветочные лепестки ливнем осыпались вокруг него, когда он, спотыкаясь, ломился через подлесок. «Надо найти ее. А кто она?»
Руки и ноги, казалось, мотались, как длинные узкие былинки, и ему почти не подчинялись. Пошатнувшись, он привалился к дереву, сильно ударившись о ствол, и закряхтел. Дождь листьев полился ему на голову, а он прижимался лицом к грубой коре, цепляясь за ее шероховатости, стараясь не упасть. «Эгвейн». Он оттолкнулся от дерева и заспешил дальше. Почти сразу же его опять повело в сторону, но, падая, он заставил себя быстрее переставлять ноги и бежал теперь широкими шагами под уклон, все время рискуя упасть. От движения руки и ноги начали слушаться Ранда лучше. Мало-помалу он побежал выпрямившись, руки качали в легкие воздух, длинные ноги несли его прыжками по склону. Он выскочил на поляну, половину которой занимал теперь огромный дуб, отмечающий могилу Зеленого человека. Рядом – белая каменная арка, с древним символом Айз Седай, а чуть в стороне – почерневшая, зияющая яма, где огонь и ветер старались удержать в своих оковах Агинора и где они потерпели поражение.
– Эгвейн! Эгвейн, где ты? – Стоящая на коленях под широко раскинувшимися ветвями хорошенькая девушка, с цветами в осыпанных бурыми дубовыми листьями волосах, посмотрела на него изумленно раскрытыми глазами. Девушка была стройной и юной и испуганной. «Да, это она и есть. Конечно». – Эгвейн, благодарение Свету, ты цела!
С нею были еще две женщины; у одной, с затравленными глазами, – длинная коса, все еще украшенная несколькими утренними звездами. Другая лежала распростершись, под головой – сложенные плащи, ее собственный небесно-голубой плащ не прикрывал превратившееся в лохмотья платье. На дорогой ткани виднелись обугленные по краям дыры и разрезы, лицо женщины было бледным, но глаза – открыты. «Морейн. Да, Айз Седай. И Мудрая. Найнив». Женщины смотрели на него – пристально, не мигая.
– Вы невредимы? Эгвейн? Он тебе ничего не сделал?
Теперь – увидев ее, он едва не затанцевал, сразу позабыв про синяки и все прочее, – он мог идти не спотыкаясь, но так хорошо оказалось сесть, скрестив ноги, рядом с женщинами.
– Я не видела тебя после того, как ты меня толкнул… – Взгляд ее неуверенно ощупал его лицо. – А как ты, Ранд?
– Со мной все хорошо. – Он рассмеялся. Погладил девушку по щеке и подумал, не почудилась ли ему ее попытка отстраниться от его руки. – Немного отдохнуть, и я как новенький. Найнив? Морейн Седай?
Имена, когда он произносил их, как-то по-новому чувствовались на языке.
Глаза Мудрой были старыми, древними на ее молодом лице, но она отрицательно покачала головой.
– Немного ушиблась, – сказала она, по-прежнему глядя на него. – Морейн одна… Ей одной больше всех досталось.