Око небесное

Неясная обида закипела в нем. Он поискал наугад несколько великих имен, своих моральных авторитетов: Эйнштейн, Альберт Швейцер, Ганди, Линкольн, Джон Донн. Не было никого. Он разозлился. Что это означало? Неужели им предстояло попасть в Ад лишь потому, что они не были последователями Второго Баба из Шайенна, штат Вайоминг?

Да, разумеется. Спасены будут лишь Истинно Верующие. Все остальные, бесчисленные миллиарды, обречены погрузиться в грызущий огонь Ада. Эти ровные ряды имен здесь принадлежали простой деревенщине, провинциалам, что и составляли Единую Истинную Веру. Рядовые, банальные личности, жалкие пятна усредненных ничтожеств…

Но одно имя оказалось знакомым. Он долго стоял, не отводя от него взгляда, беспокойно соображая, что это значит, с растущей тревогой раздумывая, откуда оно здесь и что означает его присутствие.

СИЛЬВЕСТЕР, АРТУР

Тот самый старик-ветеран! Суровый старый солдат, лежащий в белмонтском госпитале. Он оказался полноправным членом Единой Истинной Веры.

Все сходилось. Все сходилось до такой степени, что какое-то время он мог лишь стоять, бессмысленно уставившись на выгравированное имя.

Понемногу, очень туманно он начал понимать, как складываются части этой головоломки. Механика ее постепенно становилась понятной. Наконец-то, наконец он обнаружил в этом безумии – систему.

И следующим шагом должно было стать возвращение в Белмонт. Чтобы найти Артура Сильвестера.

В аэропорту Шайенна Хэмилтон высыпал все свои деньги на стойку и сказал:

– Билет в одну сторону до Сан-Франциско. Если не хватает, то можно место в багажном отделении.

Не хватало даже на это. Но быстрая телеграмма Марше позволила закрыть нехватку… и заодно опустошила его сберегательный счет. Вместе с деньгами пришло странное жалобное сообщение: «Возможно, тебе не стоит возвращаться. Со мной происходит нечто ужасное».

Он был не слишком удивлен. Скорей наоборот, отлично представлял себе, что это могло быть.

Он вышел из самолета в аэропорту Сан-Франциско в полдень. Оттуда сел в Грэйхаунд до Белмонта. Входная дверь в дом оказалась закрытой, в панорамном окне виднелась рыжая морда Дурачка Нинни. Кот уныло наблюдал, как он ищет по карманам ключи. Марши нигде не было видно – но он знал, что она здесь.

– Я дома, – громко объявил он, когда смог наконец открыть дверь.

Из темной спальни донесся негромкий всхлип.

– Милый, я умираю. – В темноте Марша беспомощно заметалась по комнате. – Я не могу выйти. Не смотри на меня. Ради всего святого, не смотри на меня.

Хэмилтон снял пальто и взял трубку телефона.

– Двигай сюда, – сказал он, когда Билл Лоус ответил на звонок. – И собери остаток группы, всех, кого сможешь. Джоан Рейсс, эту женщину с сыном, Макфайфа – если сможешь его найти.

– Эдит Притчет с сыном все еще в больнице, – ответил Лоус. – Бог знает, где искать остальных. Это срочно нужно? У меня что-то вроде похмелья.

– Максимум сегодня к вечеру.

– Давай лучше завтра, – сказал Лоус. – Воскресенье не за горами. А что случилось-то?

– Кажется, я разобрался, в чем тут все дело.

– Ну надо же, а мне только начало тут нравиться. – Лоус иронично продолжил: – А завтра в этом тута месте большой день. Божечки-божечки. Ми таки точно будем уже иметь себе бал.

– Что с тобой?

– Ничо, сынок. – Лоус невесело хмыкнул. – Ваще ничо.

– Ладно, тогда до воскресенья. – Хэмилтон повесил трубку и обернулся к спальне. – Выходи, – резко сказал он жене.

– Не выйду, – ответила Марша с железной решимостью. – Ты на меня не посмотришь. Я так решила.

Стоя перед дверью в спальню, Хэмилтон попытался найти в карманах свои сигареты. Их не оказалось, они остались у Силки. Он мимолетно задумался, сидит ли она до сих пор в его машине, запаркованной напротив Небабиистской церкви отца О'Фаррела. Возможно, она видела, как они с Макфайфом вознеслись в Рай. Но она девушка продвинутая и вряд ли удивилась. Так что, вероятней всего, ничего плохого не произошло – разве что, возможно, он не очень скоро получит свою машину назад.

– Выходи, малыш, – сказал он жене. – Очень хочется позавтракать. И если это то, о чем я думаю…

– Это кошмарно! – Боль и отвращение задрожали в голосе Марши. – Я хотела покончить с собой. За что? Что я сделала? За что мне это наказание?

– Это не наказание, – сказал он ей мягко. – И это пройдет.

– Правда? – Робкая надежда забрезжила перед ней. – Ты уверен?

– Если мы сумеем выйти из этой ситуации. Я пойду в гостиную к Нинни, мы будем ждать тебя там.

– Он уже видел, – сказала Марша перехваченным, напряженным голосом. – Он в отвращении.

– Коты слишком скоры на эмоции. – Вернувшись в гостиную, Хэмилтон упал на кушетку и стал терпеливо ждать. Какое-то время ничего не происходило. Затем из темной спальни раздались первые звуки грузного движения. Болезненное сочувствие пронзило грудь Хэмилтона. Бедная, бедная… и не понимающая за что.

В дверях возникла фигура. Массивная и приземистая, она стояла, глядя на него. Даже будучи предупрежденным, он испытал тяжелый шок. От Марши почти ничего не осталось, лишь очень отдаленное подобие. Неужели это распухшее чудовище было его женой?

По ее грубым щекам покатились слезы.