Око небесное

– Джордж Бернард Шоу! – в ужасе взвыл Макфайф. – Величайший в мире драматург! Уильям Батлер Йейтс, величайший поэт. Джеймс Джойс… – Он осекся. – Тоже поэт.

– Автор «Улисса», – уточнил Хэмилтон. – Который был на долгие годы запрещен за пошлые и непристойные пассажи.

– Это большое искусство, – прохрипел Макфайф.

Миссис Притчет подумала.

– Да, – согласилась она наконец, приняв решение. – Тот судья постановил, что это действительно искусство. Нет, мистер Хэмилтон, я считаю, что вы совсем неправы. Ирландцы весьма талантливы в театре и поэзии.

– Свифт, – подсказал шепотом Макфайф. – Написал «Путешествия Гулливера». Сенсационное произведение.

– Ну ладно, – дружелюбно согласился Хэмилтон. – Я проиграл.

Почти потеряв сознание от пережитого ужаса, Макфайф обмяк. Он тяжело дышал и потел, лицо его посерело.

– Как ты мог? – обвиняюще шепнула Марша в ухо мужу. – Ты – зверь.

Мисс Рейсс, напротив, взглянула на Хэмилтона с улыбкой и новым уважением. «Почти получилось».

– Ну не очень-то и хотелось, – ответил Хэмилтон, по здравом размышлении пребывающий в некотором шоке от самого себя. – Прости, Чарли.

– Забудь об этом, – хрипло выдохнул Макфайф.

Справа от дороги лежало огромное пустое пространство – голые поля. Проезжая мимо, Хэмилтон напряг память – кажется, тут что-то раньше было. В конце концов с немалыми усилиями ему удалось вспомнить. Здесь должна была быть ревущая и гремящая промышленная зона: фабрики, заводы… Нефтепереработка, химикаты, красители, пластмассы, древесина. Больше ничего не было. Осталась лишь пустошь.

– Я была тут как-то раз давно, – сказала миссис Притчет, заметив выражение на его лице. – Отменила тут все. Противные, дурнопахнущие, шумные места.

– То есть больше нет никаких фабрик? – уточнил Хэмилтон. – Вот, наверное, Билл Лоус расстроится без своей мыловарни.

– Мыловаренные фабрики я оставила, – ханжеским тоном пояснила миссис Притчет. – По крайней мере, те, что хорошо пахнут.

Хэмилтон поймал себя на том, что почти уже начал испытывать какое-то извращенное удовольствие – все вокруг было настолько дырявым, рассыпающимся и дышащим на ладан! Одним мановением руки миссис Притчет стерла с лица земли целые промышленные регионы, причем по всему миру. Конечно, долго эта фантазия продержаться не могла никак. Базовая ее инфраструктура была подорвана, сыпалась на глазах. Никто не рождался, ничего не производилось… Целые жизненно важные категории попросту не существовали. Даже секс и деторождение являлись клиническими терминами, известными лишь медикам. Внутренняя логика здесь была противоречивой, порочной, устоять этот мир не мог никаким образом.

Осознание этого натолкнуло его на одну идею. Возможно, изначально он подошел к проблеме с неправильной стороны. Возможно, существовал более простой и легкий способ научить кота танцевать.

Вот только котов больше не было. Воспоминание о Дурачке Нинни поднялось в нем волной бессильной ярости; у Хэмилтона перехватило дыхание. Только за то, что этот кот случайно пересек ей дорогу… Но все же коты существовали в реальном мире. Артур Сильвестер, Дурачок Нинни, комары, химзаводы и Россия продолжали влачить свое существование в реальности. Ему стало полегче, настроение вновь поднялось.

Все равно Нинни не понравилось бы тут. Мыши, мухи и суслики уже были уничтожены. Да и кошачьей любви на заднем дворе в этом искаженном мире места не нашлось.

– Так, – сказал Хэмилтон, решившись на эксперимент. Они как раз въехали в какой-то еле живой придорожный городок трущобного вида: бильярдные, будки чистильщиков обуви, неряшливые отельчики. – Какой позор, – объявил он громко. – Я разгневан.

Бильярдные, будки чистильщиков обуви, неряшливые отельчики перестали существовать. По всему миру в ткани бытия образовались новые прорехи.

– Да, так лучше, – с некоторым сомнением согласилась Марша. – Но, Джек, возможно, лучше бы… в смысле, пусть миссис Притчет решает сама.

– Я просто пытаюсь помочь, – доброжелательно сказал Хэмилтон. – В конце концов, моя работа сейчас – это как раз продвижение культуры в массы.

Мисс Рейсс сориентировалась мгновенно.

– Взгляните вон на того полисмена, – указала она. – Выписывает штраф бедному водителю. Как он может такое делать?

– Да, очень жаль этого водителя, – искренне согласился Хэмилтон. – Попал в лапы мордатого дикаря. Тоже, наверное, ирландец. Все они такие.

– Мне кажется, скорее итальянец, – критически заметила миссис Притчет. – Но разве же полиция не творит добро, мистер Хэмилтон? Мне всегда казалось…

– Полиция – безусловно, – согласился Хэмилтон. – Но не дорожные копы. Это совсем другое дело.

– Ах, вот как. – Миссис Притчет кивнула. – Да, я понимаю.

Дорожные полицейские, включая того, кого они как раз проезжали, перестали существовать. Все, кроме Макфайфа, выдохнули с облегчением.

– Я тут ни при чем, – сказал Хэмилтон. – Все претензии к мисс Рейсс.

– Давайте отменим мисс Рейсс, – угрюмо пробурчал Макфайф.

– Ну же, Чарли, – рассмеялся Хэмилтон. – Это не отвечает духу гуманизма.

– Действительно, – жестко подтвердила миссис Притчет. – Я неприятно удивлена, мистер Макфайф.