Закон в Книге Второзакония, позволявший (а не предписывавший, как мы отметили) монархию, заложил для нее строгие условия, включая требование, согласно которому царь должен знать, читать и исполнять закон. Он должен быть не сверхизраильтянином, а образцом среди своих братьев (Втор. 17, 14–20). Поскольку ему доверили закон, царь должен был отвечать за сохранение справедливости в духе сострадания (см. Пс. 71). Даже в поздней монархии Иеремия провозглашал необходимость соблюдения требований закона и завета от иерусалимской династии царей у самых ворот их дворца в Иерусалиме. Его слова — это на самом деле заявление об условиях легитимности и выживания давидовой монархии. Сион должен подчиниться Синаю, либо грядет опустошение:
На этом основании Иеремия продолжает, с одной стороны, выражать одобрение правлению Иосии, жившему по требованиям закона (Иер. 22, 15–16) и, с другой стороны, порицать Иоакима, действия и политика которого включали бесплатную принудительную работу, личное обогащение за счет других, нечестность, насилие и угнетение. Легитимность или нелегитимность двух царей оценивается на основании их отношения к нищим и нуждающимся, работникам и невинным, то есть царя в Сионе судили исключительно в соответствии с основными требованиями Синайского закона.
Таким образом, даже когда общественно–политические настроения народа Божьего радикально сменили раннюю теократию на организованное монархическое государство, контролирующей моделью политической системы все еще был закон и завет. Это означало, что, по сути, монархическая форма израильской теократии не могла по справедливости считаться божественным правом царей. Быть помазанником Божьим не означало обладать абсолютной неприкосновенностью. Над царем стоял закон завета, который контролировал его. В конечном счете, сама монархия могла навлечь на себя суды завета (его проклятия), как и вся нация.
Нравственная оценка окружающих государств
Такой же нравственный критерий применяется у пророков к власти
И если израильские цари оценивались нравственными стандартами закона Божьего, это же касалось и языческих царей. И вновь самым ярким примером этого служит Навуходоносор. Даниил хорошо усвоил суть заявлений Иеремии о Навуходоносоре, ведь он повторяет их, практически дословно, в его присутствии (Дан. 2, 37–38). Тем не менее, в другой ситуации Даниил, гражданский служащий, облекается в подлинную пророческую мантию, выходя за рамки ожидаемого истолкования сна, чтобы дать совет Навуходоносору. И этот совет на самом деле является предупреждением: если тот не увидит беззакония своего града и не проявит милость к бедным, быть ему судимым. Твердость пророческого слова Даниила в Дан. 4, 28–29 не должна ускользнуть от нас, хоть последующая за этими стихами довольно странная история здесь и может сбить читателя с толку. Царь, которого Господь одарил властью и могуществом больше, чем любого израильского правителя, был взвешен на весах справедливости и не выдержал испытания.