Околдованная

Итак, на чем я остановилась?

Просматриваю список тщательно вычеркнутых мною шагов. Остался последний.

«Возьмите предмет, который хотите покрыть вашей защитной смесью, и погрузите его в зелье».

Дальше следует заклинание, которое надо произнести – и тогда, предположительно, зелье сгорит и останется только покрытый магией амулет.

Довольно просто.

Добавляю в свое варево воды, шепча под нос заклинание. И размешиваю, размешиваю, размешиваю, пока каша не превращается в комковатую жижу. Жижа выглядит зеленоватой, так что, считаю, это победа.

Сойдет, короче.

Беру маленькую глиняную подвеску с вытисненными спереди завитушками. Эту дешевую безделушку я купила на уличной ярмарке в Беркли, но она необычная и милая. И если все пройдет хорошо, она станет амулетом.

Смотрю на свою стряпню, пожевывая губу. Потом решительно макаю подвеску в зелье.

Должно сработать, – говорю себе.

Глубоко вдохнув, заношу руку над миской и начинаю:

– Избавьте, воздух и земля… – Сила нарастает, подчиняясь моему намерению и заклинанию… – …от злых и порченых меня… – …мягкая оранжевая магия течет по руке, срывается с ладони и оседает на жиже… – …вам это, знаю, по плечу…

На моих глазах моя сила погружается в зелье, заставляя его светиться.

Заканчиваю заклинание:

– …живой-здоровой быть хочу.

БАХ!

Зелье взрывается, брызги летят во все стороны.

Вот дерьмо.

Я кашляю, отгоняя омерзительный дым. Как только он рассеивается, заглядываю в котел. И издаю стон.

На дне лежит что-то, больше всего похожее на окаменевшие, э, экскременты.

Мне обязательно к этому прикасаться?

После секундного колебания протягиваю руку и выхватываю амулет из котла. Хорошо, по крайней мере, то, что мое комковатое варево исчезло. В смысле, им покрыта вся остальная кухня, но не будем заострять на этом внимание.

При виде амулета в моей руке Нерон оскаливается.

– Ой, да ладно, не так уж все и плохо, – говорю ему и кладу дымящуюся подвеску на столешницу.

Хотя, вообще-то, плохо. Весьма.

* * *

Стою у большой кухонной раковины, мычу себе под нос, домываю посуду, которой пользовалась. Пытаюсь не замечать поселившегося внизу живота тяжелого, как камень, разочарования.

Это всего лишь первая попытка.

В следующий раз все получится.

– Моешь посуду, моя царица? И ради этого ты бросила меня?

Кричу и разворачиваюсь, рефлекторно швыряя деревянную ложку на звук голоса.

Мемнон стоит, привалившись к дверному косяку, перекрывая почти весь проем. Ложку он ловит на лету, но взгляд его прикован ко мне.

И давно он стоит здесь?

Сейчас, наверное, не время в очередной раз замечать, насколько этот Мемнон горяч, но, черт, Богиня в этом плане одарила его несколько щедрее всех прочих.

Позже, наверное, она пожалела об этом – и прокляла ко всем чертям его судьбу, чтобы исправить свою ошибку.

Его волосы зачесаны назад, открывая шрам, тянущийся от глаза через ухо к подбородку. Он хмурится, и я бы сказала, что он сердит, если бы не легкое замешательство в его глазах.

Он отрывается от стены, и его завораживающая магия распускается, точно цветок.

– И что это, во имя богов, за вонь? Хуже, чем те римские блюда, которые ты заставляла меня пробовать…

– Не смей приближаться! – предупреждаю его, вцепившись в столешницу позади, чтобы удержаться на ногах. Да, при виде него у меня подкашиваются ноги. Ведь этот мужчина, возможно, убил одну из моих сестер по Ковену.

И он ненавидит меня.

Мемнон вскидывает подбородок, а его магия раздраженно щелкает.

– Или что? – Он расправляет плечи, расчетливо шагает в мою сторону. – Что моя давно потерянная жена сделает со мной теперь?

Только сейчас я осознаю, что мы опять разговариваем на том, другом языке. Он пробуждает во мне странные чувства, в которых я не могу разобраться. Вычленяю из них только ужас, скручивающий меня тем сильнее, чем дольше я смотрю на древнего колдуна.

Сердце так колотится о ребра, словно желает выскочить из груди.

Он наклоняет голову, изучая выражение моего лица.

Что-то мелькает в его глазах, но тут же исчезает.

– И вот приходит страх, – говорит он. – Ты осознаешь, моя царица, что предстоит расплата?

– Клянусь Богиней, я заору так, что обрушу на тебя весь этот чертов дом.

Мемнон останавливается, прищуривается.

– Этим ты угрожаешь мне, Роксилана? Громко закричать? В какую игру ты играешь?

В который раз он повторяет этот вопрос и, Богиня, единственное, что хуже мстительного колдуна, – обескураженный мстительный колдун.

– Я расскажу тебе то, что знаю, – шепчу я, – если ты не будешь приближаться.

Что ж, Мемнону, должно быть, отчаянно хочется получить ответы, потому что он застывает как вкопанный.

Окидываю его взглядом. На нем облегающая белая рубаха, не скрывающая татуированных предплечий. Она частично заправлена в свободные черные, вроде как военные, брюки, которые, в свою очередь, заправлены в тяжелые кожаные солдатские ботинки. Исчез тот древний воин, которого я разбудила. Теперь он выглядит точь-в-точь как современный спецназовец.