Он источает силу, как кипящая вода – пар, и меня опять поражает, что этот мужчина –
Черт, может, именно поэтому он проклят. Баланса ради…
Я разглядываю его и, кажется, он этим доволен, но я все равно чувствую, как кипит в нем гнев.
– Я жду.
– Да, хорошо, только дай мне минутку – при виде тебя любая обмочится.
Черт.
Дерьмо.
Это что, только что вылетело у меня изо рта?
Брови Мемнона ползут на лоб; потом он расплывается в самодовольной ухмылке.
Я багровею.
– П-потому ч-что т-ты с-страшный, – заикаюсь я, – и я п-пытаюсь не оп-писаться.
Нет, серьезно, закопайте меня немедленно, спасите меня от меня.
Он опять начинает сокращать дистанцию.
Вскидываю руку:
– Не подходи!
Я его предупреждала.
Мемнон отталкивает мою руку, как досадную, но мелкую помеху, и вторгается в мое личное пространство.
–
Кожа моя покрывается мурашками от этого раскатистого голоса, произносящего это имя. Это даже
–
Упрямо вздергиваю подбородок, смотрю на него:
– Отойди.
Запоздало осознаю, что опять сменила язык. Только на этот раз я говорю
Он улыбается мне – чертовски порочно.
– Думаешь, угрозы подействуют на меня? – отвечает он тоже на латыни. Мигом позже его рука ложится на мою шею и мягко сжимает. – Теперь угрожаю я, жена. – Он сдавливает мое горло сильнее, вероятно, чтобы яснее донести до меня смысл. – Отвечай на мой вопрос.
– Никакая это не игра, – говорю я, возвращаясь к тому не имеющему названия языку, слова которого сами скатываются с моего языка. – Это моя жизнь.
– Твоя жизнь, – горьким эхом повторяет он. – И ты наслаждалась временем, проведенным в разлуке со мной? Все двадцать веков?
Пальцы его сжимают мое горло все сильней и сильней.
– Ты что, наелся дурного хлеба? – выпаливаю я, что, очевидно, на том языке равноценно нашему «ты что, обкурился?». – Слушай, меня зовут Селена, мне двадцать лет, и увидела я тебя в первый раз, когда открыла твою гробницу. Я не твоя жена, и я не предавала тебя.
Пока я говорю, ярость Мемнона превращается во что-то более холодное, более рассудочное.
Он пристально смотрит на меня несколько секунд.
– Значит, ты намерена лгать мне, – произносит он наконец.
Мне хочется заорать. Он что, не слышал ничего из того, что я только что сказала?
А он продолжает:
– Мы так давно в разлуке, моя царица, что ты, наверное, забыла, как я внушал страх в сердца врагов.
Я опять вспоминаю Кейт, убитую ведьму. И рука на моем горле внезапно кажется мне куда опаснее, чем я думала.
Лихорадочно ищу взглядом своего фамильяра. Нерон свернулся калачиком на кухонном коврике, глаза его закрыты.
– Нерон, – выдыхаю я, пытаясь привлечь внимание пантеры.
Уши моего фамильяра вздрагивают, хвост дергается, но и только.
–
– Мой фамильяр, – сиплю я. – Его зовут… Нерон.
Мемнон хмурится.
– Нет.
Ого. Ну и наглец.
– Нерон! – рявкаю я, готовясь проскользнуть в разум пантеры и разбудить его.
Но не успеваю. Мой большой котик встает, сладко потягивается и неторопливо подходит.
Нерон подходит к Мемнону и трется мордой о ногу колдуна.
Что за?..
– Да ладно? – хриплю я.
Меня тут держат за горло, а Нерон решил закорешиться с Мемноном?
Нет, мой фамильяр точно бракованный.
– И ты ждала, что я поверю твоей лжи? – Колдун обводит взглядом комнату. – Или этой пародии на жизнь, что ты себе сотворила? Нет, ты не могла ожидать, что я поверю, что ты сменила правление самым могущественным народом славной земли Апи
Судя по всему… черт, он все-таки видел, как я готовлю амулет по рецепту. Да, гордиться мне тут нечем.
– Конечно, – продолжает он, – едва ли ты планировала мою кончину лишь для того, чтобы стать столь жалкой тенью себя бывшей…
Моя рука взлетает прежде, чем я вообще понимаю, что собралась ударить его. Ладонь звонко хлопает его по щеке.
К черту последствия, это было
– Я не знаю, кто эта гребаная Роксилана, – я вновь перехожу на латынь, – но я поставлю за нее свечку и помолюсь, чтобы ей еще долго не пришлось иметь с тобой дела. Держу пари, она хохотала, когда закапывала тебя. Потому что я бы точно хохотала!
Я зашла слишком далеко.