Околдованная

Я, наверное, должна испытывать ужас от того, что осталась одна в таком состоянии. Но Нерон рядом, и я знаю, что он начеку. Так что я не боюсь, я чувствую облегчение от того, что девочка вернулась в свою стаю, – и позволяю тьме снова накрыть себя.

* * *

Кажется, проходит всего несколько минут, когда мой сон вновь прерывают. Слышу тяжелые шаги, хруст хвои… Кто-то приближается.

Кто-то из оборотней, – напоминаю себе.

Шаги останавливаются почти вплотную.

– Лишь дураки и воины теряют сознание под открытым небом. Безрассудная женщина, ты и то и другое.

Вздрагиваю, услышав этот голос, и с трудом открываю глаза. Во тьме едва различаю черты Мемнона, но это он.

Как ты меня нашел? – хочу спросить, но я так устала, и знаю, что если попытаюсь заговорить, если рискну хотя бы шевельнуться – то мои многочисленные раны тоже начнут просыпаться вместе со мной.

Мы родственные души. Я всегда могу найти тебя.

Он протягивает руку и убирает волосы с моего лица. Это… приятно. Закрываю глаза, наслаждаясь мимолетной лаской. Сейчас, когда я бесконечно уязвима, я могу признаться себе, что присутствие Мемнона внушает мне ощущение безопасности.

Рука его исчезает, и это ужасно. Ужасно отсутствие его прикосновения. Потом я думаю, что, наверное, ужасно должно быть то, что это кажется мне ужасным, но, черт, я ужасно устала, чтобы беспокоиться об этом сейчас.

Его руки проскальзывают под мое тело. Даже такого малейшего сотрясения достаточно, чтобы я начала стонать, потому что раны мои пробуждаются.

– Все в порядке, маленькая ведьма. Ты в безопасности. Я с тобой.

Когда он поднимает меня, такое впечатление, что меня вновь атакуют со всех сторон. Кричу от боли, пронзающей тело.

Мемнон сдавленно ругается.

– Облегчи боль, – бормочет он.

Его магия, проникая через ту точку над сердцем, растекается по телу. И боль почти сразу проходит. Мне хочется смеяться; это так здорово, когда не больно! Но я очень устала. И это особенно чувствуется сейчас, когда боли нет.

Мемнон куда-то идет, моя голова лежит на сгибе его руки, прижимается к его груди.

– Моя безупречная царица, моя совершенная половинка, – бормочет он, и на этот раз я не оспариваю употребляемые им термины. – Какое же у тебя сердце.

Прошли мы не так уж и много, думаю, когда Мемнон останавливается, перехватывает меня половчее и одной рукой ощупывает то место, где мое тело прижимается к его. Не понимаю, что именно он делает, пока он не подносит пальцы к глазам, трет их, потом облизывает.

– Черт, – он вновь начинает двигаться, только теперь идет напролом через лес. – Насколько серьезно ты ранена?

Я не знаю.

Проталкиваю ответ через нашу связь, потому что слишком устала, чтобы говорить.

Он опять ругается.

– Я собираюсь отнести тебя в твою комнату, прежде чем начать исцелять тебя, est amage. Если мы задержимся здесь, занимаясь твоими ранами, то привлечем слишком много внимания, а я как-то пока не очень доверяю своей ярости. Сейчас я убью любого, кто встанет у меня на пути, врага или друга.

– У тебя… проблемы… с управлением… гневом.

Мемнон сжимает меня крепче.

– Ты моя слабость, Императрица, – признается он, и голос его нежен. – Всегда была.

Он несет меня через Вечный лес, губы его скользят по моему лбу, и по какой-то непостижимой причине я прижимаюсь к нему теснее.

Он удовлетворенно вздыхает, и, клянусь, я чувствую исходящие от Мемнона эмоции, такие острые, что они причиняют боль.

– Ты в безопасности, – шепчет он. – Никто – никто – никогда не тронет тебя, пока ты со мной. Клянусь своей жизнью, моя половинка.

Я чувствую искренность этих слов, чувствую их правдивость, хотя и не понимаю, почему он говорит так, почему так себя ведет, если ясно дал понять, что – мы враги.

Молчит он недолго.

– Как свирепа моя половинка, – начинает снова. – Я видел, как ты истребляла своих врагов.

Желчь подкатывает к горлу при мысли обо всех искромсанных ведьмах, разбросанных по лесу. И как только обычная вроде бы ночь превратилась в такое?

– Не бойся, моя царица, – продолжает он. – Те, кто пережил твой гнев, долго не проживут. Я лично выслежу их и заставлю заплатить.

О Богиня.

– Нет, – выдыхаю я.

– Да, – отрезает он. – Они пометили себя сами, в тот момент, когда напали на тебя. Никто не смеет напасть на то, что принадлежит мне, – и выжить.

* * *

Не помню, как отключилась, но в себя прихожу от знакомого скрипа половиц под ногами Мемнона. Мы дома. Я все еще у него на руках, точно младенец. И, черт, после той ночки, что мне выдалась, могу с твердой уверенностью заявить, что предпочитаю быть тем, кого несут, а не тем, кто несет. При одной лишь мысли об этом у меня начинает ломить руки.

Крепче прижимаюсь к груди Мемнона, не думая о том, что он наверняка это заметил; вдыхаю запахи кожаной куртки и мужчины, и от этих запахов у меня внутри все сжимается самым странным образом.

Колдун тоже стискивает меня чуть сильнее, и губы его снова касаются моего лба.