Околдованная

Мемнон перехватывает мои руки, прижимая их к своей груди. Нарочито неспешно вторгается в мое личное пространство, и я внезапно очень остро осознаю его обнаженный торс и скудость собственного облачения.

– Я оставлю тебя при одном условии, моя половинка.

Стискиваю зубы. Вот уж не думала, чтобы для того, чтобы выставить колдуна из моей собственной комнаты, нужны какие-то условия.

– Ты должна поклясться, что будешь беречь себя.

Это… ну, полагаю, это я могу.

– Клянусь, что буду себя беречь, – говорю и растягиваю губы в широченной фальшивой улыбке. – Доволен?

Взгляд Мемнона скользит по моим губам, и колдун снова прищуривается. Но секунду спустя кивает – и вновь смотрит на меня с нежностью. Он этого кожа моя горит, а внутри все сжимается.

Он отпускает мои руки, но тут же губы его находят мои – и он целует со всей властностью царя-полководца, которым он, по его утверждению, был когда-то.

Таю под этими губами; поцелуй пьянит. Кладу руки ему на пояс, скольжу пальцами по татуировкам.

Этот мужчина – одна большая ходячая Плохая Идея, а прошлая ночь хорошо показала мне, что я питаю слабость к Плохим Идеям.

Мемнон отстраняется. И проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе.

– Сдержи свою клятву, маленькая ведьма, – говорит он.

Бросив на меня последний нежный взгляд, колдун уходит.

Глава 31

– Что вы делали в Вечном лесу в ночь на десятое октября? – спрашивает офицер Ховакан, сидящий напротив меня за белым столом. Его длинные черные волосы заплетены в косу.

Комната для допросов маленькая, простая – она похожа на любую безлико-зловещую комнату для допросов, из тех, что я видела по телевизору. Единственное отличие в том, что стены здесь исписаны заклинаниями, которые мерцают и чуть покачиваются, если на них сосредоточиться.

Я нахожусь тут всего пять минут, но уже чувствую, как магия этих четырех стен обволакивает меня.

– Не могу вспомнить, – говорю.

Опускаю руку и глажу своего фамильяра. Нерон тычется мне в ладонь, придавая смелости, в которой я так отчаянно нуждаюсь.

Я еще не сообщила о том, что случилось нынешней ночью, и теперь уже не уверена, стоит ли. За исключением Кейси, я не знаю имен ни одной из ведьм, напавших на меня.

Офицер Ховакан вздыхает:

– В своих предыдущих показаниях вы сказали следующее: «Он перепачкал кровью всю комнату. Когда я поняла, что кровь не его, я решила пойти по следу, чтобы выяснить, чья она». Теперь вы это отрицаете?

Офицер отрывается от записей. Взгляд его пронзителен.

– Нет, уверена, в тот момент я знала, о чем говорю.

Офицер бросает на меня неприязненный взгляд, как будто я продемонстрировала плохое отношение к нему.

– И все же вы больше не можете ничего сообщить мне о том инциденте.

– Я ничего о нем не помню, – объясняю я. – Я же не пытаюсь скрыть от вас воспоминания намеренно.

Офицер Ховакан выдерживает мой взгляд. Несмотря на то, что чары комнаты вынуждают допрашиваемого говорить правду, у меня создается отчетливое впечатление, что он мне не верит.

Он смотрит на Нерона:

– Это ваш фамильяр?

Нерон, которому явно не слишком тут нравится, тоже смотрит на офицера.

– Да.

– Он пантера?

– Да…

Не представляю, к чему он клонит.

– Насколько я понимаю, ваша пантера охотится в этих лесах.

Я сдвигаю брови.

– Вы обвиняете моего фамильяра в убийстве Шарлотты?

Ужасающая мысль.

Кладу руку на голову вышеупомянутой пантеры.

– Нет, – подчеркивает голосом офицер. – Ведьму убил человек, а не зверь. И все же меня заинтересовал порядок событий в ваших первоначальных показаниях.

– Порядок событий? – повторяю я эхом.

– Вы сказали, что увидели кровь, последовали за своим фамильяром и нашли тело. Если изменить временную линию, можно предположить, что вы вернулись от трупа в свою комнату, обнаружили, что ваш фамильяр притащил улики к порогу, и поэтому вернулись обратно и сообщили о происшествии, чтобы выставить себя невиновной.

Я не могу вдохнуть и чувствую, что бледнею.

– Вы предполагаете, что я убила ту женщину? – выдавливаю в ужасе.

А я-то думала, это просто рутинная дача показаний.

Офицер Ховакан качает головой.

– Как детектив отдела убийств, я обязан подвергать сомнению каждого и рассматривать свидетельства и улики всесторонне. К сожалению, ваша потеря памяти не способствует вашему оправданию.

Я вспыхиваю:

– Но я же не выбираю, какие воспоминания стирать! Я не могу позволить себе такую роскошь, и вы бы знали об этом, если бы запросили сведения обо мне в Академии Пил или Ковене Белены. Вам нужно мое алиби? – выуживаю из сумки ежедневник. – Вот, смотрите.

Плюхаю блокнот на стол.

Офицер Ховакан придвигает его к себе и после секундной паузы листает.

Останавливается на определенном дне и читает, что я там записала.

– Тут нет ничего, относящегося ко времени совершения убийств, – говорит он.

– У меня есть и другие ежедневники. – Ну да, у меня их всегда несколько одновременно. Это наиболее целесообразно. – Конечно, не с собой, но я могу принести их, если нужно.

Нервы мои на пределе: подумать только, меня подозревают в убийствах!

Офицер отодвигает записную книжку: