— Вечером, понимаешь, шел мой Макс по улице, видит, к девчонке три гопника прикопались. Он взялся их дрессировать, но вежливо, культурно. А один из этих зверюг ему сзади пузырем по черепу. Ну, Максу, конечно, томно сделалось и обидно до невозможности... Он за ствол и давай шмалять вверх — внимание привлекать. Одна пуля задела кого-то слегка. Случайно... А ваши его в отделение загребли, дело шьют. Парень, считай, за свою же доброту и страдает. Нехорошо вышло, Саша, можно даже сказать, некультурно.
Капитан задумался — и тоже нехорошо. Потом поднял глаза на Валеру. Глаза эти горели каким-то недобрым огнем. На миг Женевьев показалось, что сейчас из Сашиного рта, как у Майкла Джексона, полезут вампирские клыки. Но не полезли все-таки, обошлось. Зато он предложил рассказать Валере другую историю, перпендикулярную к предыдущей. Валера напрягся немного, но слушать все-таки согласился. Женевьев почему-то показалось, что если бы даже он и отказался, слушать все равно бы пришлось — уж больно серьезным сделался капитан.
— Макс твой, — это Саша уже свой вариант событий рассказывал, — Макс твой напился вдребезину, сел в джип и поехал домой. По дороге увидел девушку симпатичную. Решил снять. Но девушка была приличная и сниматься не захотела. Он вышел из машины и стал затаскивать ее силой. Она — в крик. Подбежали трое парней, хотели остудить его чуток. А он, скотина, стал палить по ним из травмата. В итоге один лежит в больничке с подстреленным глазом. И имеет большие шансы остаться инвалидом. Как тебе история?
Валера молчал, смотрел куда-то поверх капитана и немного вбок. Потом заговорил — медленно, вдумчиво.
Конечно, капитан все это прекрасно рассказал, хоть сейчас вставляй в русскую литературу и потом ЕГЭ по ней сдавай. Может быть даже, из капитана со временем выйдет писатель — инженер человеческих душ, лауреат государственных и нобелевских премий. Однако если брать по существу, то все это лирика и суета сует. У него, у Валеры, задача простая — вытащить Макса из СИЗО. И Саша по старой памяти ему в этом, конечно, поможет.
Но Саша смотрел на ситуацию совсем иначе. Никакой вам, батенька, старой памяти, сказал он, ни старой, ни новой. Если Михееву так проще, то пусть считает, что Сашу накрыл старческий склероз. Так что помогать капитан Валере не будет — ни ему, ни его гопнику Максу, пусть даже не надеется.
Валера на секунду помрачнел, сидел молча. Потом посмотрел наверх и его осенило.
— Видеокамеры, — догадался он, — все записывают, да?
Саша покачал головой: камеры, конечно, есть, но ничего не пишут, сломались.
Тогда взгляд Валерин обратился на Женевьев.
— Коллега из Парижа немножко понимай по-русски? — поинтересовался он. — Могут не то подумать?
Да нет, Париж тут не при чем. Хотя Валера прав, пожалуй, стоит попросить Женевьев выйти. Как же сказать-то? Что-нибудь вроде... Же ву при, Женевьев, дё венир вуар мон шеф. Ву деврие дискьюте дё сэртэн кестьон дё травай авек люй. Сэ лё промье этаж, лё бюро дизьем...1 Примерно так, хотя за точность он не ручается.
Женевьев не стала поправлять ошибки в его французском — как говорится, кто без греха, пусть первый ткнет в глаз пальцем. Когда дверь за ней закрылась, Валера повернулся к Саше, молча вытащил бумажник, стал отсчитывать деньги. Нет, вы не подумайте, он капитана не осуждает, жить-то надо. А сейчас кто при должности, тот и в дамках — вот такая у нас селяви. Человек же не затем в полицию пошел, чтобы гнилой селедкой питаться, человек в полицию идет за уважением, статусом, новыми возможностями...
— Хватит этого? — спросил Валера, зажав в руке еще одну купюру, как бы давая понять, что если не хватит, он и добавить может, почему нет.
Хватит, решил Саша, сгребая со стола деньги. Даже и больше, чем надо.
— А ты реальным ментом стал, — с некоторым восхищением заметил Валера. — Жадный, хитрый. Уважаю.
— Между прочим, мент — бранное слово, — отвечал капитан. — А за оскорбление меня при исполнении можно и схлопотать.
Валера засмеялся: извини, не знал, больше не буду.
— На первый раз прощаю, — решил Саша. — А что касается денег... Деньги свои засунь себе в службу тыла!
Купюры, как бабочки, полетели Валере прямо в морду. Точнее, полетели в лицо, но долетели уже до морды — так он изменился всего за секунду. На краткий миг Саше почудилось, что Валера сейчас кинется и перегрызет ему горло. Но тот все-таки пересилил себя, остался на месте, не перегрыз. Только побледнел и стал весь как бы мраморным. И таким же точно мраморным, совершенно белым голосом спросил, что сейчас имел в виду Саша.
— А ты догадайся, — отвечал капитан.
Валера криво улыбнулся. Что ж тут догадываться, граждане понятые, все и так ясно. Недоволен наш капитан, обижен. Только вот на что, интересно? Может быть, сумма его не устроила? Или он не патриот: не берет российскими деньгами — только иностранными. Ах, космополитизм безродный, скольким он уже жизнь попортил! Не надо, граждане, не гордитесь, берите, что дают, — хоть даже монгольские тугрики. Если, конечно, они не фальшивые.