Окрыленные верой

Огромные волны разбивались о скалы острова. Море бушевало и ночью. Его шум не давал Иоанну уснуть. Что-то угнетало, томило его, гнало из дома, стены которого казались тесными и мрачными. Воскресное утро. Берег пуст. Мутные зеленые громады, рождающиеся там, где небо соприкасается с морем, набегая на желтый песок, жадно уносят с собой все, что попадается на их пути. Сильный ветер гонит их, а холодное солнце сквозь низкие облака, почти не греет, отражается на волнующейся воде перламутровыми бликами.

Иоанн, кутаясь в старенький хитон, присел на камень. Как всегда, нахлынули воспоминания. Теперь он жил только прошлым, переосмысливая свою жизнь, переживая многократно свой час расставания с землей и встречи на небесах, все обыденное, повседневное, никогда не занимали его ум, он жил почти автоматически, выполняя лишь необходимое для продолжения жизни. Ждал пророк своего часа.

Привезли его на острове Патмос в ссылку, словно разбойника. Бог сохранил ему жизнь, знать не все еще сделал. Многих апостолов убили за свидетельство об Иисусе, Петра распяли, Павла казнили, рассеялись по миру ученики. Не поверили палачи, ни в божественность Христа, ни в воскресение Его. Сколько лет прошло с тех пор, сколько воды утекло, сколько песка намыли волны. Состарился Иоанн, а память цепкая, и ум, как у молодого. Все на острове за советом к нему идут. «Счастье, – думал Иоанн, – что Христово учение живо, что весть об Иисусе вопреки сильным мира сего дошла до людей. «Я создам церковь и врата ада не одолеют ее», – вспомнил он слова Иисуса, воистину, сколько церквей создано, какое течение пошло.

Неожиданно сзади него раздается громкий, словно труба, голос: « Я есмь Альфа и Омега, первый и последний», – Иоанн

вскочил на ноги и обернулся, чтобы увидеть, кому принадлежит сей голос. Но что это? – перед глазами cреди семи золотых светильников он увидел, да-да, именно увидел подобного Сыну челове-ческому. Голова Его и волосы были белы, как снег, и очи Его, как пламень огненный. Лицо Его, как солнце, сиявшее в силе своей, ноги Его подобны раскаленному халколивану, и голос Его, как шум многих вод. В руке своей Он держал семь звезд. Иоанн в страхе пал к ногам Его, как мертвый. « И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков.

Напиши, Иоанн, что ты видел, и что есть, и что будет после сего.» ( Иоан.1).

Иоанн выполнил все, Что поручил ему Иисус, он стал свидетелем Его перед народами …

«И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей. И если, кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни…», – Мартин глубоко вздохнул и закрыл книгу «Откровение».

Апрельский воздух освежал, а душа горела волнением и предчувствием ответственности момента. Карета остановилась у стен рейхстага. «Что сказать, чтобы король Карл понял, — размышлял Мартин, – как донести до монарха, что так жить больше нельзя, что свободный человек не может и не должен подчиняться лживым и продажным вождям духовенства, искажающим и не исполняющим заповеди Христового учения, в котором наставляют других. Необходимость реформы витает не только в воздухе Германии, но и во всей Европе. Император молод, он сможет понять, ведь многие князья поняли это».

Иоанн на острове Патмос

Карл V встретил университетского профессора вопросом:

– Мне известно, что с января 1512 года, святая церковь отлучила Вас за еретическое учение. С тех пор прошло девять лет, изменили Вы свои умонастроения или продолжаете настаивать. Да или нет?

– Ваше величество, мои взгляды основаны на текстах Священного писания, которое я почитаю превыше всего. Я никогда не отрекусь от них до конца дней своих.

– Доктор Лютер, Вы слишком много на себя берете, впрочем Вы сами выбрали свою судьбу. Я, император Германии, Карл V, лишаю Мартина Лютера, всех гражданских прав и свобод, каждый, кто окажет ему помощь на территории моего государства будет объявлен вне закона.

«Что ж, – думал Мартин, возвращаясь после аудиенции в рейхстаге, – слово Истины не спрячешь, не запретишь. И пророков били и унижали. Если через меня Господь говорит народам, то и силы вынести гонение даст. Гуса сожгли. Души людей содрогнулись. А сейчас, спустя век, пришло мое время». Лютер понимал, что католики не пойдут на реформу мирным путем, впереди людей ждут немалые испытания за чистоту веры.