Оксюморон

Вскоре мы остановились возле небольшой металлической будки. Порывшись в кармане фуфайки мой проводник достал длинный ржавый ключ и сунул его в не менее ржавую замочную скважину. Возился он с замком несколько минут, которые мне из-за холода показались вечностью. Когда дверь наконец открылась я понял, как мало в сущности надо человеку, чтобы ощутить себя счастливым.

Каморка, извини читатель, но если помещение в два квадратных метра, в котором взрослый мужчина может из удобств позволить себе разве что вытянуть ноги ты можешь назвать как-то иначе, то слово “каморка” я, конечно, беру назад, оказалась довольно грязной.

На полу лежали какие-то тряпки и изношенная до последней степени обувь. Помещение отапливалось маленькой почти ювелирной работы печуркой, возле которой лежало с десяток коротких поленьев. На печке стоял чайник и большая чугунная сковорода, в которой шипела жаренная картошка, при виде которой у меня заурчало в желудке. У маленького оконца, сквозь мутное стекло которого едва проникал утренний свет, стоял стол, укрытый грязной синей клеёнкой. На столе стояла пара кружек и заполненная до отказа пепельница. Возле стола стоял укрытый стёганным одеялом топчан.

Вскоре мы сидели за столом и пили крепкий густой отвар из каких-то мне неведомых трав. Впрочем, вкус у напитка был довольно приятным. Хозяин так я про себя окрестил этого странного человека поскольку своего имени он мне так и не назвал по-детски собрав губы в трубочку дул разгоняя пар над закопчённой кружкой. Но едва его взгляд падал на меня его губы тут же растягивались в улыбке. Не смотря на всю умильность этой сцены мне от происходящего было не по себе. Что-то в происходящем за этим столом было неестественно-пугающим. Улучив момент я попробовал задеть нужную мне тему. Послушайте мне нужно попасть в город, сказал я и для чего-то указал рукой в сторону города. Мой сотрапезник к моему ужасу даже не сменил выражения лица. Он посмотрел на меня таким, взглядом каким смотрят на психически больных людей только психически больные люди. После чего он в точности повторил мой жест. У меня отпали последние сомнения. Передо мной сидел душевно больной. И этот душевно больной мне явно не верил.

Я смиренно покачал головой, про себя думая о том, что в конце концов не важно, верит мне он или нет, но, во-первых, то что я там был это точно, не привиделась же мне в конце концов шишка на затылке, а во-вторых, мне во что бы то ни стало нужно было снова попасть в город если я не хочу разделить участь странных обитателей этих мест. Не пешком же мне в конце концов продолжать путь.