Оксюморон

– В остальных же случаях человек вынужден либо искусственно вырабатывать нужные для ощущения счастья гормоны, либо нисходить до унизительного самовнушения, либо, и это самое страшное, не достигнув поставленной цели довольствоваться половинчатыми результатами. Ну скажем для примера, человек копил долгие годы на автомобиль, и в последний момент не сумел достичь своей цели, в силу сложившихся обстоятельств. И вот вместо того чтобы начать всё с начала, наш незадачливый покупатель автомобиля искусственно наделяет себя ощущением счастья. Каким образом спросите вы. Да он просто пропивает всё, что ему удалось скопить. А ведь сколько возможностей открывали перед ним эти деньги? Он мог бы, скажем, пустить их на приобретение чего-нибудь полезного. Или на поправку собственного здоровья, или на то, чтобы совершить путешествие, или сделать подарок кому-нибудь из близких. Да мало ли возможностей открывают перед человеком освободившаяся внезапно сумма. И вы сильно ошибаетесь, дорогой сосед, если думаете, что так обстоят дела только в материальном мире.

Давайте рассмотрим иную фракцию этой проблемы. Простому русскому парню из глубинки, вкусившему за годы армейской службы какой никакой власти над себе подобными легче пойти в милицию и угнетать ещё более маленьких людей, чем поступить в университет, закончить его, сделать карьеру, пойти в политику и получить в руки настоящую власть.

Вместо того, чтобы добиваться изменения людоедских законов мы приспосабливаемся к ним, вместо того, чтобы требовать постройки нового дома мы, подчас рискуя жизнью и на свои деньги ремонтируем дряхлую крышу собственных развалин, которые покинули уже даже грызуны и подвальные коты, предупреждённые инстинктом самосохранения. Вместо того, чтобы напрячься, ощетинится, перетерпеть, но сохранить твёрдость желания, а стало быть и твёрдость в том, чтобы настаивать и добиваться его воплощения в реальном мире, мы скатились в кустарщину и коробейщину, халтуру в материальном плане, и изворотливость, трусость, подлость в моральном.

Мы соглашаемся на тупое, а главное совершенно бессмысленное мычание, которое лишь временами прерывается бурными всплесками, называемыми полунасмешливыми затасканными словами типа “русский бунт” и “загадочная русская душа”.

Он не на долго замолчал, а я вдруг вспомнил, процессию, которую видел, когда стоял на балконе в доме Маруси. Сиваш-Обраткин продолжал.

– Поколение за поколением, подчиняясь какому-то повелительному инстинкту, приказывающему нам из глубины веков, будут продолжать тупо подчинятся ему. Мне порой это напоминает то, как уходят из жизни стаями лемминги. Знаете? – он вопросительно взглянул на меня.

Я молча кивнул. Не потому что действительно знал, как из жизни уходят лемминги, а просто мне хотелось, чтобы он поскорее вернулся к своей теме.

– И над всем этим, – сказал старик – царит какое-то страшное неизбывное томление. Мы не оставляем грядущим поколениям ничего, кроме тупого мычания, как реакции на боль и тупой покорности, как реакции на страх. И потому следующим поколениям не остаётся ничего иного кроме как проводив нас на тот свет приниматься за создание нового мифа о нас, вдохновляемые которым они продолжат свой безрадостный путь по истории. И в лучах собственноручно созданной лжи они будут греться, обманывая себя. Понимаете, дорогой сосед сделки с совестью как бы ничтожны они не казались не проходят бесследно. Дьяволова печать всегда наготове, уж простите мне столь пышный образ. Какое-то время, наше подсознание борется с ложью, но вспомнив в конце концов, свою эволюционную задачу, а она заключается в том, чтобы в любой ситуации и любой, я подчёркиваю любой ценой оттащить вверенное ему тело от пропасти, подсознание смиряется и начинает вырабатывать собственную линию отношения к ситуации. Другими словами, если сказать проще, мозг начинает воспринимать ложь как нечто полезное и интерпретировать её как что-то приятное. Вот так-то дорогой сосед. И попробуйте вы воззвать к совести проворовавшегося чиновника, если коррупция и ложь это, то, что доставляет ему удовольствие. А от удовольствия никто не откажется по своей воле и уж тем более по чужой просьбе. И в этом, заметьте мой друг, сама природа на его стороне. В конце концов смысл любой жизни в том, чтобы, во-первых, получать самому от жизни радость, и уж только во-вторых, или в седьмых, дарить эту радость посторонним. Он не на долго замолчал и опустил взгляд. Молчал и я. То, что говорил этот человек, требовало серьёзного осмысления. Но в данный момент я был благодарен ему уже хотя бы за то, что своими словами он отвлёк меня от мыслей о предстоящем допросе.