Оксюморон

«Ну и что, что моим обиталищем на какое-то время стала эта камера? – Думал я – Помнится, совсем недавно передо мною вообще маячила перспектива стать бомжем и спать на скамеечке в парке. Да, я вынужден смотреть на небо сквозь зарешёченное окно. Но если убрать лирику за скобки и отбросить с ситуации покрывало драматизма, что особенного в таком положении? Разве мало людей в моём родном городе живут за стальными дверьми в квартирах с зарешёченными окнами? Да, если присмотреться по лучше, то у меня, пожалуй, по отношению к ним ещё найдутся и преимущества. Например, за свою камеру я не должен ничего платить. Между тем как квартплата, если не у большинства моих сограждан, то у многих, в общем то, уже не так далека по размерам от их зарплаты. Да, к воротам тюрьмы, в которой находится моя камера, приставлен охранник, Хм… с винтовкой. Ну и что? А много ли найдётся в Москве домов и дворов каждый метр которых не просматривался бы камерами видеонаблюдения? Да и пресловутые старушки сидящие день на пролёт у подъездов и видящие всё кроме того кто умудрился под их неусыпными очами и не утёртыми носами по среди дня слить из бака автомобиля бензин, никуда не делись. И потом, разве одним из первых, чем позволяет себе обзавестись любой из моих сограждан, добившийся ощутимого материального успеха, это не личный охранник? На винтовке я конечно в данном примере не настаиваю, но всё же. Да, в этой самой камере мне предстоит провести неизвестно сколько времени. Но разве молодая семья, взявшая в ипотеку квартиру на лет эдак тридцать или сорок тем самым не приковывает себя к одному месту на пожизненный срок? Причём срок отягощённый тем фактом, что им о их сроке всякий раз напоминают, случись им не на долго отвлечься и ощутить себя свободными людьми. Нет, что ни говори, а в моём положении, если подойти к нему с фантазией, и впрямь обнаруживались не разведанные пласты, аппетитно улыбающиеся возможными выгодами.»

Короче говоря, размышляя таким образом я если и не справился окончательно со своим страхом, то уж во всяком случае можно было с уверенностью утверждать, что мой страх получив свой маленький уголок в моей душе до поры до времени согласился довольствоваться им.

И когда я уже готов был поставить свою подпись под договором, протянутым мне когтистой рукой, опалённой в пламени ада, и тем самым признать, что мне скорее следует благодарить судьбу за свой удел, а не роптать на неё, в этот момент словно невидимый бич просвистев беззвучно в космической пустоте огрел моё сознание.

«Господи, – подумал я – помилуй меня, что же это я несу! Ну, скажите, люди добрые, что я несу!? Я – ещё совсем недавно совершенно свободный человек, с отвращением взиравший на те примеры униженности одних людей перед другими, которые представила мне во всей красе жизнь, теперь, оказавшись в тюремной камере, пытаюсь сам найти приятное в этом положении! И ведь мать–перемать, нахожу же это проклятое приятное! Господи, стыд-то какой! Что-же это со мной произошло всего за несколько часов, что я нахожусь здесь!? – Спросил я про себя и тут же сам себе ответил – ПРИСПОСОБИЛСЯ.

После я предался размышлениям. Прав старик Сиваш-Обраткин. Приспосабливаемость – это одно из самых вредных качеств присущих людям. Она затягивает нас подобно камню, прикованному к ноге в болото отсталости и прозябания. Э то качество, которое у нас принято причислять к прекрасным феноменам непостигаемой русской души и непобедимого русского характера, но которое вместе с тем заставляет нас придумывать какие-то ужасные вездеходы на непостижимых колёсах, чтобы на них возить продукты и лекарства в забытые и богом, и властью, населённые пункты, вместо того чтобы потребовать от властей проложить нормальную человеческую дорогу. Это приспосабливаемость заставляет родителей выходить во время своего короткого отпуска на ремонт школы, в которой учится их чадо вместо того, чтобы потребовать этого от тех кому положено этим заниматься. Это приспосабливаемость заставляет нас прибегать к услугам разного рода шарлатанов вместо того, чтобы лечь в больницу, прибегнуть к услугам компетентных докторов. Да мало ли к чему мы приспособились!?

В то время как те, кому положено это делать по закону, формировали рядом с нами совсем иной мир. Мир, который никаким образом уже не соприкасается с нашими чаяниями и нуждами. Мир, в котором они требуют, чтобы им за наши деньги подавали всё лучшее, и если оплачен номер в пятизвёздочном отеле и в прайс включены отдельные тапочки для посещения душа и балкона, то будьте добры, господа владельцы отеля, пусть они стоят эти тапочки стоят и дожидаются своего часа. А что же делаем в подобной ситуации мы с тобой? Да в том то и дело, что ничего, даже если в снятом на последние деньги номере провинциальной гостиницы нет стёкол.

Когда над ситуацией нет никакого контроля с нашей стороны мы ощущаем бессилие, которое называем доверием и успокаиваемся.»