Октябрь в Приморье

— У Елагина Трофима 200 десятин земли, оставить на семь душ 35 десятин. Взять рабочего окота семь лошадей...

— У Потугина 180 десятин, оставить на четыре души.

Так были перечислены все шестьдесят кулаков. Кулацкие фронтовики сидели хмурые и ни слова не говорили, не поддерживали, когда те пытались протестовать.

— Ну, теперь, граждане, — обратился к кулакам Стогов, — подпишитесь, что вы согласны с решением Советской власти и никаких препятствий к проведению в жизнь этого решения иметь не будете.

Стогов положил приготовленную подписку на стол.

— Это как же, чтобы собственный разор, да самим же и подписать? Не подпишем, — решительно заявил Потугин.

— Не желаешь? А вы, Иван и Николай Потугины, подпишете?

— Как брат, так и мы — ответили фронтовики Потугины.

— А ну, товарищи, отведите их в холодную, и пусть там приготовят четыре пары лошадей.

Три фронтовика подошли к Потугиным.

— А ну, кругом, марш!

Старик Потугин, дрожал и, растерянно оглядываясь, спрашивал:

— Как же это, граждане... под вооруженной силой?

— Идем.

Подталкивая арестованных фронтовики вывели их из Совета.

— Самохватов, подпишись.

— Я... Да как же это, да силой-то рази можно? — Самохватов взял дрожащей рукой перо и, брызгая чернилами, подписал.

Остальные тоже подходили к столу и подписывали. Когда подписали все, Стогов объявил кулакам:

— С завтрашнего дня начнется обмер земли, а скот и инвентарь свозить в Совет. А теперь идите по домам.

Кулаки расходились по домам молчаливые, подавленные. Несмотря на сговор и подготовку, они оказались застигнутыми врасплох.

Арестованный волостным Советом коновод Потугин был освобожден и вернулся в Зеньковку. Вскоре после его приезда сгорела школа, а вместе с ней сгорели учительница и старик-сторож. Видимо, они были предварительно, связаны. Заместитель председателя волостного Совета Маер, крестьянин-середняк, испугался — «попалят все хозяйство», отказался быть заместителем и вышел из состава комитета. Жена его Пелагея осталась в комитете. Маер стал ее бить, она ушла от него совсем. А через два дня нашли ее на огороде мертвой. Голова ее была загнута назад и привязана ее же волосами к ногам, а шея перетянута шпагатом.

Сначала думали, что это сделал сам Маер, но Яков, бывший батрак, докопался, что это сделано фронтовиками-кулаками Дорониным и Самохватовым.

Характерно, что первые удары кулаки направили на женщин. Объясняется это тем, что женщины взяли в свои руки борьбу с самогоном и у ряда кулаков обнаружили винокурни.

Через неделю после этих событий исчез Яков, бывший батрак Самохватова. Следов Якова не нашли. Дело принимало серьезный оборот.

Решили кулацких вожаков арестовать. Арестовали Потугина, Самохватова, прапорщика Дудана, сына кулака. Ночью кулаки, вооруженные винтовками, напали на Совет, разоружили, а потом убили дежуривших там фронтовиков Зубина, Якимова и Славина, освободили арестованных, подожгли волость, хотели убить Стогова, но он не растерялся и открыл по кулакам стрельбу, убил одного из братьев Потугиных и кулака Гришина. На стрельбу прибежали с винтовками остальные фронтовики. Были убиты еще два кулака. Остальные с освобожденным Потугиным и Самохватовым ушли в тайгу. Были сведения, что восемнадцать кулаков, вооруженные винтовками, скрылись на дальней таежной заимке Потугиных. При мне из фронтовиков организовался отряд в сорок человек и пошел на их ликвидацию.

Все яростнее становились нападки врага, все ожесточеннее шла борьба между двумя лагерями, между старым и новым. Людей, не втянутых в нее, становилось все меньше. Деревня начинала активно бороться за Советскую власть.

Рабочий контроль

Владивостокский Совет взял власть в свои руки. Исполнительный Комитет перешел к большевикам. Председателем Исполнительного Комитета был избран большевик Константин Суханов, заместителями я и Ефим Ковальчук. Большевики от критики, от пламенных дискуссий перешли к практической работе — к строительству новой жизни, к строительству социализма.

Звать рабочих и солдат на пролетарскую революцию, разъяснять рабочим и солдатам, что такое социалистическая революция, было сложно и трудно, но нам, большевикам, привычно, и мы справлялись с этим делом неплохо. Но строить социализм, повернуть капиталистическое хозяйство на социалистические рельсы, дело было совсем другое: революция, как гигантская мешалка, перемешала все экономические и политические отношения.

Ленин требовал от коммунистов и от рабочих осуществления немедленного рабочего контроля на заводах и фабриках, установления контроля над банками, создания хлебных запасов, контроля над продовольственными запасами, чтобы при переходе власти к рабочему классу заводы и фабрики, городская промышленная и торговая жизнь не только не остановились, а развивались, чтобы рабочие не остались без работы, чтобы население обеспечить питанием. Все это мы должны были наладить. А опыта у нас не было, социализм никто еще на земле не строил.