– В Арктике очень и очень холодно, – тихо и серьёзно заговорила Мирабель. – Это вроде как очевидно, но я даже представить не могла, насколько там холодно. Я пыталась что-нибудь сотворить, но все мои мысли были о холоде. Думаю, поэтому раньше ведьм и сжигали – потому что, уверена, когда ты окружена огнём, ты только о нём и можешь думать. Так со мной было в Арктике: в голове стало пусто, я ничего не могла сотворить. Я поначалу даже куртку не могла себе создать – просто не могла её вообразить. Мои мозги сковало холодом.
Я не прерывала её и не сводила глаз со звёзд.
– И порой мне кажется, что холод меня пропитал, что он так и остался внутри меня. И я буду жить дальше, делать свои дела – но это ощущение так никогда меня и не отпустит. С тех пор как мы здесь оказались, я без конца мёрзну.
Я прижалась к ней, чтобы как-то помочь. По насупленному виду Керры я ожидала, что она закатит глаза, но в итоге она тоже придвинулась.
– Слышь, Морган, – обратилась Мирабель к Керре, – я понимаю, что вы с сестрой пытаетесь заработать очки у мамы. Но если вашей маме нет дела до маленьких колдуний, особенно до тех, кто не обладает магией, то тут ничего не поделаешь. Если она не за вас, то ей на вас плевать. – Её слова прозвучали так, как если бы она много раз повторяла их самой себе.
Мирабель порой была невыносимо жестока, но я знала, что в этот момент она в первую очередь говорила о себе и о своей собственной ситуации. Если подумать, ей даже не нужна магия – достаточно было слов, чтобы резать правду-матку. Керра выглядела ошеломлённой.
– И я ошибалась насчёт твоей сестры, – добавила Мирабель. – Она мне понравилась, я думаю, она нормальная девчонка.
В её устах это был высочайший комплимент, и на секунду меня снова охватила зависть к Сенаре.
Мирабель это заметила:
– Эй, ты
В груди резко потеплело. Я не знала, что она считает меня «нормальной девчонкой», и для меня это стало неожиданным подарком.
Порой чужие слова так много для нас значат, что хочется ухватиться за них и никогда не отпускать. Но если мамины всегда были преисполнены доброты, то для Мирабель подобные откровения были большой редкостью. И если уж она сказала, что я «нормальная девчонка», значит, так оно и есть. И даже когда всё в моей жизни будет плохо, я буду помнить эти её слова обо мне.
Я ощутила тычок в кармане и перестук крошечных копыт. Когда я достала Бобби и поставила себе на ладонь, она мигнула и топнула.
– Хочешь… мою пони? – спросила я Мирабель, чувствуя себя крайне глупо, как будто Бобби была плюшевым медвежонком, которым я предлагала поделиться. Но мне так хотелось что-то ей дать, что-то такое, что подтвердило бы её слова обо мне как о «нормальной девчонке». И продемонстрировало моё такое же отношение к ней.
Мы смотрели, как Бобби вышагивает по моей ладони, и я улыбнулась, хотя пони и выглядела немного расплывчатой. Её вечно ищущие что-нибудь вкусненькое губы и тёплое, пахнущее соломой дыхание почти не ощущались, но она всё ещё энергично потряхивала гривой.
– Ну, мы хотя бы вместе, – сказала я и тут же пожалела об этом, заметив, как Керра поморщилась. С тем же успехом я могла сказать «Ну, мы хотя бы не Керра Морган».
– Первые октябри всегда ужасны, – пробормотала Мирабель, закрыв лицо ладонями. – А этот – просто один сплошной кошмар. Почти как мой. Но даже он недотягивает до того, какой был у моей мамы.
– Ты про её Первый октябрь?.. – переспросила я после недолгого колебания. – А что тогда произошло?
Мирабель не ответила. Не то чтобы я так уж горела желанием приставать к ней, но как-то так получалось, что я всё равно что-то у неё выпытывала. А эта информация слишком важна, чтобы держать её в секрете. Если у меня и был шанс услышать эту историю, то здесь и сейчас, лёжа на каменном полу пещеры.
– Что тебе известно? – надавила я. – Почему они вечно говорят «звёзды знают», но мне ничего не рассказывают?
Мне было немного обидно, что она знала что-то о нашей семье, а я – нет.
– Выкладывай, – потребовала я. – Ты не можешь продолжать скрывать это от меня… не здесь.
Все мои вопросы до этого момента оставались без ответа. Я их задавала с тех пор, как начала говорить, но мама всякий раз отвлекала меня маленькими презентами или сладостями, тётя Конни отмахивалась, что я всё узнаю, когда перестану быть маленькой колдуньей, а тётя Пруди просто орала «нет». Мама говорила, что наша магия и ковен всегда были окутаны завесой тайн. И что лишь звёзды знают.
– Тётя Конни называет это… величайшей ошибкой и величайшей трагедией. А тётя Пруди в принципе об этом не говорит. Если на то пошло, именно с тех пор она и перестала… ну…
Я поёжилась и наклонилась к ней. Мирабель тоже передёрнулась, будто подхватила от меня.
– Моя мама, твоя тётя Флисси… самая младшая из сестёр. И они все ждали, когда настанет её черёд обрести магию. И, видимо, в них взыграло нетерпение.
Мне было это знакомо. Тётя Конни годами ждала, когда я завершу их звезду. А её сестре, должно быть, приходилось ещё хуже.