Окутанная тьмой (СИ)

Любил здесь, в этом мертвом царстве, Кин и рассвет, все было видно, как на ладони, среди легких облаков, дотянуться до которых проще простого, да и при восходе солнца куклы становились более живыми, радостными, не такими, как в другое время, будто этот восход был и их радостью тоже. Кин уже твердо знает, точнее, ощущает сердцем, что еще немного месяц, может чуть больше и его попрут отсюда, с этого места, где он уже обосновался и привык. Акихико вернется домой, ведь уже более, чем полгода этот зеленоглазый инкуб шляется по свету и наверняка не просто так, чтобы видами полюбоваться – его энергию Кин ощущал совсем недавно, уже не так далеко от Магнолии, но промолчал и сейчас будет молчать, зная, что даже эта информация не успокоит Люси. Раз уж Акихико появился так близко, то Кин уже сделал вывод, что тот нашел косу и уже скоро объявиться, как только подвернется удобный случай, а пока он не показывается, что Кину и не нравилось. Раньше он хотя бы писал письма, самые обычные, ручкой на бумаге, и Кин радовался этим трем глупым строчкам, в которых был только один вопрос – как Люси и как Лейла – его теперешнее местонахождение и фраза «пока безуспешно». И теперь Акихико, видимо, вновь поднялся на ту ступень, к которой так давно привык, вот только Кин искренне недоумевал, почему он скрывается. Все его письма Кин хранил, сам не зная для чего, вроде люди делают так, чтобы была какая-то память, вот и он поступил так же, складывая их аккуратной стопочкой в блокноте. Ответы он писал всегда объемные, повествуя все, что только знает, хотя и понимал, что назад ему придут точно такие же три строчки с печатью в виде месяца.

То, что этот обалдуй – Акихико – чувствовал что-то и к Лейле, которую Кин всегда так самозабвенно защищал, и к Люси, которая была для Кина учителем, другом, мальчишка в этом не сомневался, но и подшучивать, упрекать Акихико в этих теплых, свойственных только людям чувствах, не смел и не собирался. Кин и сам порой ощущал что-то странное, непонятное, незнакомое, просто необъяснимое для него, когда Люси брала его за руку, когда обнимала его или просто говорила с ним о жизни – он чувствовал, что это его человек, вернее демон, ему было комфортно в ее компании, ему нравились ее мысли относительно демонов, и он начал поддерживать ее идеи. Она говорила о той жизни, которая должна быть не только у людей, но и у демонов, и Кин помнил, какая прекрасна, какая завораживающая была она, ее чистое лицо, фигура, искренняя улыбка в лучах заходящего солнца. Но Кин никогда бы не назвал это первой любовью к девушке, нет – это была больше дружеская любовь или, как считал лично он, материнская. Он слишком сильно привязался к этой девушке, слишком сильно привык к ее голосу, к ее разговорам о смысле жизни демонов, к ее улыбке и невесомым прикосновением, когда она постоянно поправляла беспорядочно падающую на его лицо челку. Кин слишком к ней привык, но ничего поделать не мог, без ее присутствия в душе зарождалась тоска и печаль, отчего становилось гадко, ведь он просто скучал по ней. Он любил проницательность Люси, любил, когда она считывала все мучающие его вопросы и озвучивала их вслух, помогая разобраться, развеять страх, решить эту проблему, и Кин знал, что может ей все рассказать, может довериться ей и душой, и телом. Ему была безмерно дорога эта девушка, показавшая, что такое свет, и портить отношение с ней Кину хотелось меньше всего на свете.

Быстро перепрыгивая, переступая через несколько ступенек лестницы, ведущей на второй этаж, Кин продолжал усиленно про себя проклинать этого чертового дьявольского пса. Он никак не мог понять, как такое, казалось бы, глупое, никчемное, ни на что не способное существо, в голове которого существует лишь одна команда – защищать своего хозяина – могло придумать, могло додуматься до такого хитроумного плана, загнавшего Жнеца в тупик. И что самое удивительное, все было практически идеально, ни одного изъяна, если не считать что скоро, как только они доберутся до Люси-сан и вернут ее в гильдию, она придет сюда разбираться и наверняка заставит его вернуть все на свои места. Она может бы и послушала его, выслушала все, но вот доверие, та тонкая, хрупкая грань была пересечена Кином и он сожалел об этом. Сейчас он сожалел о многом – сожалел, что так вышло, что так легко поддался и согласился на эту сделку, хотя Люси уже столько раз просила его быть внимательнее и не заниматься подобным – души, которым пора подняться к небесам, сами придут к нему. Но ведь сегодня он вновь ослушался ее, он – просто ненасытный демон, капризный, самовлюбленный, самоуверенный ребенок, которому всегда всего мало – людских душ, чувств и самого банального внимания.

Когда он был хорошим, слушался родителей, которым всегда не было до него дела, никто не замечал – когда стал плохим, поступая так, как хочется только ему, показывая всю кровожадность, ярость и ненависть, стали ненавидеть и бояться.