— Доброе утро, Леви, — Хартфилии и самой было слишком странно так обращаться к кому-то из гильдии, и не просто поздороваться, кивнуть при встрече, а ещё и улыбнуться, так же мило, солнечно, тепло и до тошноты лживо — Люси с трудом выдавливала из себя эту сплошную фальшь, надеясь, что в неё поверят. Но МакГарден, будучи чересчур наивной, поверила, обернулась, улыбнувшись в ответ ещё шире, радостней, что-то прощебетала, но Хартфилия по-настоящему не услышала, глядя в упор на ребёнка. Своими глазами она видела его прекрасно — маленький, даже не верится, что дети бывают такими, но со своей проблемой, болью, и Люси хочет помочь, искренне, избавить его от непонимания окружающих, от трудностей, которые появятся после, когда он подрастёт. Хартфилия и предположить не могла, какого это, быть слепым — просыпаться утром, но видеть темноту, ощущать тёплые, ласковые лучи солнца, но не видеть его в небе, слышать голоса родителей, но не знать даже как они выглядят. И это наверняка не просто больно, это невыносимо — неизвестно, сколько ещё таких же отречённых, страдающих, мучающихся, не видящих дневного света, красоту звёздного неба. Но позволить этому ребёнку пополнить их ряды, стать таким же, Люси не могла — её долг, её обязанность, как крёстной, уберечь этого малыша от такой участи, побороться с природой, которая устроила такой цирк, такое гнусное, подлое испытание. — Всё в порядке, Леви, ты что-то выглядишь такой усталой? Может тебе немного отдохнуть, поспать? Спи крепко, Леви, и ни о чём не тревожься, — МакГарден тут же поддалась внушению, начиная сонно что-то лепетать, закрывая глаза, полностью теряясь в пространстве. Гажил, подняв её на руки, быстро перенёс на более подходящее место, как ни странно, уже подготовленное заранее, ведь все всё знали, но Хартфилия не обращала на это никакого внимания. Перед ней, перед её глазами, вновь чёрно-алыми, был только этот малыш, этот ребёнок, которого она должна, обязана спасти, дать ещё один шанс прожить счастливую жизнь, наполненную красками и весельем. — Расстегни её куртку, мне нужно знак нарисовать, — Полюшка присела рядом, взяв ладошку МакГарден в свои руки, охваченные светло-зелёным светом, так она яснее чувствовала биение сердца, пульс и дыхание, пока всё было в порядке.
Люси чувствовала, что Гажил вновь колебался, стиснув зубы, сдерживая в себе желание наплевать на всё, забрать Леви и уйти, туда, где они будут счастливы, туда, где их никто не найдёт и не потревожит. Но, видимо, опять последствия, которые могут быть в случае рождения этого ребёнка с больными глазами, всплывали в его сознании, принуждая сдаться и послушно расстегнуть молнию на ярко-рыжей куртке, поднимая кофту МакГарден, оголяя её живот. Сама Леви спала спокойно, едва заметно ворочаясь, удобнее устраиваясь на коленях Гажила, а он только и мог, что гладить её пухлые, румяные щёки, пытаясь успокоить, показать, что он рядом с ней.
— Всё в порядке. Если готова, то можешь начинать, — Целительница серьёзно взглянула на Люси, не отпуская ладошку Леви, на это Хартфилия усмехнулась, радуясь, что та, наконец, утёрла сопли, вернула себе уверенность и серьёзность. Такой, сильной и мудрой, она нравилась Люси намного больше, ведь, что полезного и хорошего можно сделать, если руки постоянно дрожат, а на глаза то и дело наворачиваются слёзы от страха и собственного бессилия? Так ощущала себя несколько минут назад и Целительница, но, взглянув на МакГарден, на её живот, поняв, что это не шутки, успокоилась и быстро взяла себя в руки. Будто внутри неё, где-то в сердце, щёлкнул какой-то переключатель, возвращая прежнюю, строгую женщину, которая была нужнее и полезнее.