— Вот ты и выдала себя, Судьба! — Локи боязливо поднимает глаза, едва держась, чтобы не упасть, и всего в шаге от себя видит высокого молодого человека и узнаёт в нём брата недавно убитой Седьмой. Тот не смотрит на него, просто игнорирует, не считая препятствием, и поэтому Локи отступает назад, закрывая дрожащую девочку собой. Локи касается своей рукой её волос, совсем забывая, что его руки испачканы в его же крови, гладит, успокаивая, радуясь, что здесь, в ней, ещё не всё потеряно. Она жива, она ребёнок, она чувствует, она боится, она ищет в нём защиту, она доверяет ему, она верит, что он её рыцарь, её герой, её друг — это замечательно. Дышать становится тяжело, но Локи не смеет сдаться, серьёзно глядя в полубезумные, радостные от такой находки глаза, — казалось, что смерть сестры вовсе не тревожит его или же он просто ещё не знает, неважно. Локи слышит насмешку, и он сам прекрасно знает из-за чего, — он не видит себя защитником, не может остановить этих существ, убрать их, убить, но и отступить тоже, потому что она, Судьба, доверилась ему.
Только глаза широко раскрываются, когда между рёбер невыносимо-больно, чтобы просто сдержать глухой крик, скользит чужая рука, с остервенением разрывая кожу, внутренности, так легко и властно сжимая в ладони сердце. Локи ещё никогда не был так близок к смерти, даже в тот раз, и он не может объяснить те чувства, наполнившие его сейчас, в эту минуту, когда чужие холодные пальцы обжигают всё изнутри. Он не может точно сказать, что жалеет, что погибнет так, стоя перед погнившими на коленях, он жалеет, что некому исповедаться, рассказать всё и всем, что когда-либо он скрывал и недоговаривал. У него нет возможности ещё раз увидеть это маленькое, аккуратное личико Эми, необычайно взрослое и серьёзное во время их тренировок. Нет возможности ещё раз поговорить с Шарли и убедиться, что та больше не позволяет себе хранить в душе злобу и ненависть на Люси. Нет шанса переродиться или всё же суметь остаться здесь, чтобы и дальше присматривать за Люси, потом за её детьми, с упоением видя в них её черты лица, её манеры и характер. Локи не сделал ничего плохого — всё для любимых и нужных людей и демонов, плевать, Локи, не смотря ни на что, был просто счастлив, что однажды их пути пересеклись. Даже с Магдаленой, заведующей их судьбами, и пусть жизнь его возвратилась всего на ничто, он счастлив, потому что у него было всё, что можно и нельзя было желать.
— Убери от него руки, падаль! — далеко, слишком далеко от себя, слышит Локи и чувствует, что, обессилев, просто падает, откинувшись спиной на камни, расслабленно прикрывает глаза, видя перед собой пасмурное небо и тёмно-синие глаза, с невинными детскими слезами. Он почти не узнаёт её, находясь совершенно не здесь, только глаза — такие по-детски наивные и добрые — такие же, как и у Эми, и Локи тщетно ищет другие сходства, сам не зная, почему и для чего. Отдалённо он, на задворках сознания, слышит голос Люси, её пропитанные ядом угрозы и почему-то улыбается — он чувствует, он знает, что она не может быть такой, просто переигрывает, он уверен. Локи закрывает глаза, чувствуя жгучее тепло в груди от очередного лечения, касания маленьких ладошек к себе, теперь он уверен, что всё более чем просто хорошо, — Люси здесь, а значит, волноваться больше не о чём, он сдержал обещание, стал другом. — Ну что Пятнадцатый готов последовать за своей сестрой в Ад? — злостно произносит Хартфилия, смерив падшего презренным взглядом и видит, как на мгновение его глаза сузились, но он так и не ответил, будто не понимая в полной мере всю суть этих слов. Ни печали, ни какого-то разочарования, ни раскаяния нет, Люси не видит совершенно ничего, — он прогнил настолько, что стал не в силах вспомнить: болью или же радостью должно раздаваться внутри это слово — «Сестра». Сидит и глупо смотрит перед собой, ничего не понимая, только еле слышным отголоском в его голове продолжает звучать это слово, вроде бы и знакомое, но потерянное, забытое среди других вещей. Он не может вспомнить, что именно эта девушка, похожая на него до удивления, была главной опорой в жизни, поддержкой. — Вижу, нет смысла с тобой говорить, всё равно не понимаешь. Не будем оттягивать момент расплаты, — Люси пытается быть главным злодеем этой пьесы, их палачом, который не знает ни любви, ни тоски, ни жалости, но не может, потому что чувствует, — остро и ясно, и от этого больно. Руки предательски дрожат, отпуская ворот его рубашки, когда хочется просто взять и встряхнуть его, вбить в эту пустую голову, что сестра была для него всем миром. Люси больно видеть это безразличие и рассеянность в нём, — Седьмая так рвалась, боролась, а он даже не может вспомнить её, вот до чего его довела тьма.