Окутанная тьмой (СИ)

— И что это за место? — Люси в недоумении оглядывается вокруг, где из сырой чёрной земли небрежно, будто не до конца похороненные в недрах, торчат каменные обломки и сбитые деревянные доски — останки то ли одного здания, то ли нескольких. Хартфилия никогда и не догадывалась, что где-то за Харгеоном, в километрах девяти-десяти на северо-запад, на пустыре, будто выжженном много веков назад, найдётся подобное место. Трава здесь даже не росла, и вокруг одно топкое болото, то и дело, всплывающее в ямах и небольших выемках зеркальным спокойствием. Сюда они шли всю ночь, и всё это время Люси не отпускало паническое и раздражающее чувство, что в спину, да со всех сторон, на них кто-то смотрит, следит, выжидая момента, но неуклюже выдавая себя треском переломанной надвое сухой ветки. Говорить о своём чувстве Хартфилия не спешила — всё было написано на лице Имизуки, в её азартном блеске хитрых глаз, в её насмешливой улыбке, не сходящей с тонких губ. Люси внимательно следила, как быстро менялись её маски, одна за другой, и никаких сомнений не оставалось — та вела её чуть ли не на смерть. Слишком резким и сильным был здесь тошнотворный запах гнили, не заглушаемый ничем, даже запахом собственной крови, выступившей маленькими каплями под клыками на губах. — Я чую падаль, её здесь много… Почему? В горле от этого запаха уже ком стоит, — Хартфилия морщится, придирчиво изучает обломок перед собой, прилаживает ладонь к шершавой поверхности, насквозь пронизанной могильным холодом. Не сразу, но Люси замечает впереди себя тёмные глаза, глядящие чересчур смело, и в упор на неё, то и дело, выныривая из-за сбитого креста, после — ненадолго теряясь среди темноты.

— Кладбище! — громко и радостно выкрикивает Имизуки, разведя руки в стороны, будто всё это время она ждала именно этого момента, когда на лице Хартфилии застынет настоящее удивление. Люси не ждала, что они навестят подобное место, и тем более не ожидала, что здесь могут жить и существовать демоны, ведь здесь лежат только мёртвые. — Неужели это нелогично? Ведь предсказуемо, что тем местом, где можно найти свору голодных и до безобразия тупых падших, будет именно кладбище! Знаешь, Смерть существовала всегда, но прежде ни она, ни её первые, простые, даже банальные творения без ума и характера не знали цену человеческой души. Умирали, не получая ни еды, ни удовольствия. А они, эти забытые души, оставались несобранными, сияли внутри уже давно осыпавшихся песком тел под пожелтевшими костями. Легкая еда и добыча для совсем лишившихся рассудка существ, ты так не считаешь? А это кладбище совсем древнее — ему лет двести, если не все триста, но правды никто не знает… Кроме Госпожи Мары разумеется, — Имизуки деловито проходит мимо обломков, вовсе не заинтересованная в них, ведь её привлекали только эти существа — ободранные, озлобленные и голодные. Она ждала увлекательную битву, ждала ненавистно горящие алые глаза цвета свежей крови…

— Госпожи Мары? — Люси провожает Имизуки взглядом, только выдвигая предположения, кто такая эта Госпожа Мара и связана ли она как-то с Лией. Быть может, её стоит опасаться, недоверчиво скалить зубы или же наоборот — проявлять уважение, благодарность, возможно, и она замешана в теперешней жизни Люси не меньше старшей Хартфилии.

— Ну, разумеется её. Она первая девушка, ставшая Смертью. Лишь ей одной, нашей седой старушке, дано знать, сколько этим людям лет, веков, а может и столетий. Но сегодня для нас важны совсем не эти цифры. Знаешь ведь, зачем я привела тебя сюда, но в знак моей заботы я подарю тебе этот скромный подарок — здесь этих душ четыреста семнадцать! Это ведь замечательно, правда, Люси?! Ты же так сильно хотела много душ, чтобы быстрее вернуться домой… К той девочке, к тому парню, к тем людям, теперь значащим для тебя всё! Ну же, дерзай! Убивай их всех, как тебе вздумается, ты их цель, их мишень, и они будут бросаться на тебя! Они просто животные, даже не демоны — режь их, рви, сжигай в своём праведном огне! Вот они — стоят, не медли! — Имизуки заливается истеричным смехом — ей до дрожи нравится это растерянное выражение лица Люси, ей нравится её бездействие, неверие, её глубокий страх, отразившийся в глазах. Ей нравится, как она отшатывается назад, пытается прекратить этот назойливый шум, голос Имизуки, в ушах без, конца повторяющий столь чудовищную цифру. Ей нравится видеть, как зрачки то сужаются, то расширятся, а радужка глаз быстро загорается ярко-алым — на губах же невольно всплывает безумная улыбка. Именно такую Люси и ждала Имизуки, именно такой она запомнила её, такой она хотела видеть её, обняв себя руками за плечи, ощущая эту пугающую ауру. Имизуки всегда боялась того, что сотворила, но всегда любила эту дрожь, которая каждый раз доказывала, что она жива, у неё есть чувства — она боится.