Оле Бинкоп

— Аннгрет, милочка, как ты можешь все это терпеть? Ты привыкла жить по-благородному, а сидишь в такой дыре!

Если хотите знать, Аннгрет своими глазами видела шахиню Сорейю. Бурные страсти, нейлон без шва, мыльный порошок, который сразу моет и сушит, мыло люкс, тысячи тысяч самых изысканных предметов — все это там, на Западе.

Аннгрет улыбается тонко и проницательно. Все так, но родина остается родиной. Березы вокруг озера, рыбки в прибрежном иле, холмы, поросшие вереском, воспоминания, окрашенные в фиолетовый цвет, дорога в церковь, новое платье к конфирмации, падение из рыбацкой лодки, борьба за жизнь. А кроме всего прочего, муж.

— Муж?

— Вот именно. — Аннгрет все обдумала и решила остаться в Блюменау. В конце концов, у нее есть свои права.

Толстый Серно бродит поблизости, слушая, как чихают подвальные мыши.

— Тебе, наверно, пора уезжать, — говорит он Аннгрет.

— Ради бога…

— Чего, чего?

Аннгрет ладошкой зажимает себе рот. Откровенно говоря, она надумала остаться!

— Хочешь вернуться к Бинкопу?

Хочет, оказывается. У нее есть права.

— Тогда поторапливайся. Пока дом никем не занят.

Каблучки Аннгрет уже слегка стоптались. Она идет по деревне, словно таща за собой свои корни. Она спешит к Симсон. Дело вот в чем: Фрида знает, что Аннгрет возвращенка. Что она во всем раскаивается. И что у нее имеются определенные права. Ведь не может же она до конца своих дней гостить у кого-то.

Симсон все понимает с полуслова. Да, Аннгрет имеет право на квартиру. Это точно.

— У нашего рассыльного пустует комната.

Нет, Аннгрет является совладелицей целого дома. И дом этот в данное время никем не занят… Ну есть там и еще кой-какое добро: стол, шкаф, кровать, зеркало и, само собой, пианино…

— А разводиться? — Разводиться-то Аннгрет намерена или нет?

— Ни за что! — Аннгрет топает ножкой. Каблук пополам. Ох уж эти товары по общедоступным ценам. «Стальной» стержень из заменителя!

Фрида помогает Аннгрет во всем. Ибо сказано: всемерная поддержка тем, кто раскаялся и вернулся. Бинкоп еще увидит, кто здесь главный.

54

Оле сидит на диване и думает свою думу. Диван остался от небезызвестного Тимпе, рвача, который заботился только о своей выгоде. Все хотел словить золотого тельца, а тем временем загубил телок. Будьте вы прокляты, стяжательство и бюрократизм!

Теперь Оле должен исправить случившееся. Он по целым суткам не снимает сапог, ночует в квартире Тимпе, чтобы не тратить время на дорогу до Эмминой лачуги. Ему надо вставать среди ночи, убирать навоз, задавать корм и доить.

Мертке ему помогает. И заодно учится доить. Должно быть, ее маленькие руки болят от дойки. Но она не жалуется, она обхаживает кур, чистит коров и подбадривает своего беспокойного мужа.

Однажды она прибегает со всех ног.

— Оле, подумай только! Утки!

Музыкальные председателевы утки вернулись с дальних озер — белые, пестрые, с синим и черным, старые и молодые, четыре, пять сотен, целая стая.

Мертке тащит корм. Старых уток можно сразу узнать: они берут у нее корм из рук.

Оле еще не отдышался от бега. Глаза у него сияют. Он поднялся к звездам, он переиначил жизнь перелетных птиц. На что только не способен человек! Юношеские мечты не обманули его.

Мертке ахала, скакала, была счастлива, радовалась победе своего мужа и очень любила его.

Сладостны, но кратки мгновения победы. А борьба длительна. Прибегает Эмма. По дороге она скинула туфли и бежит прямо в чулках.

— Стоите тут как Адам и Ева в раю!

— А ты приползла как змей?

Эмма размахивает газетой:

— На, читай, дурень!

Оле прочел газету под утиный галдеж. Подбородок Мертке лежал у него на плече. Она тоже читала. В газете была статья. Статья была посвящена Оле: «Председатель безответственно уехал в отпуск… Падеж скота… не приняты необходимые меры… недосмотр… бездумное разбазаривание государственных средств и валюты… до каких пор районное руководство будет потворствовать… Сельский корреспондент. Подпись: А. Ш.».

Мертке вне себя от возмущения, ее остренькие ушки так и пылают.

— Да как же так!

Эмма сплевывает прямо в столпотворение уток.

— Стыда нет у газетчиков. Антон в гробу перевернется.

Только Оле сохраняет спокойствие: этот ветер дует от Симсон. Ничего, все разъяснится. Не глупость же, в конце концов, правит миром.

Эмма, без туфель, яростно:

— Вот живучий чертополох эта Фрида! Разве речь только о тебе, волосатый ты козел!

День кончается. Работа не оставляет времени для раздумий. Мертке присматривает за вернувшимися утками.

Это же подарок «Цветущему полю» от дальних озер.

Вечером Оле, как обычно, сидит на диване. В сенях шорох, шаги, женские голоса. Оле распахивает дверь в сени. Там стоят Симсон и Аннгрет. Аннгрет испугана. А Симсон, брызгая слюной, набрасывается на Оле:

— По какому праву ты сюда въехал? Официально дом еще занят. Это наказуемое деяние.

Оле с сухой усмешкой:

— Дом принадлежит мне.

— Это мы еще посмотрим! — И Симсон вталкивает Аннгрет в комнату.

Эмма оказалась права: глупость ширилась и росла. Уже на другой день явились Купке и Метке, два крестьянина, которых Оле и Крюгер завербовали в праздник урожая; они переминались с ноги на ногу и мямлили: