Оле Бинкоп

Вуншгетрей прочел, как Фрида Симсон анонимно критикует Оле, и прочел возражение Крюгера. Да, чтение было не из приятных. Крюгер называл вещи своими именами: обещали корма — и не дали. Обещали экскаватор — и не дали. Забили недоросших уток. Хитростью навязали «Цветущему полю» импортных коров. «Надо честней относиться к крестьянам. И не обманывать самих себя!»

Д-да, неприятно. А суть дела такова: Вуншгетрей не принял всерьез пожелание Оле. С чего это им вдруг до зарезу понадобился экскаватор? Все проекты с мергелем он счел очередной навязчивой идеей. Но подверг ли он проект Оле серьезному рассмотрению? Нет.

Вуншгетрей еще только обдумывал, какие из крюгеровских обвинений справедливы, а какие нет, как вдруг из округа пришла вторая телеграмма, и не просто телеграмма, а печатный циркуляр: «Немедленно сообщите, какие меры приняты в связи с допущенным падежом шведского скота!»

А что им сообщить? Тут нужно расследование. Для расследования потребуется время. И без самокритики тут никак не обойтись. Пятно на репутации! Как раз когда Вуншгетрей так хотел вырваться вперед. Он уже втайне мечтал о жирных заголовках: «Майбергский пример! Инициатива помогает устранить затруднения с кормами!»

Может быть, он слишком многого захотел? Неужели ему так и не удастся на своем веку послужить блестящим примером? Очень уж мало солнечных лучей озаряло его жизненный путь.

Вуншгетрей и Крюгер расхаживают по блекло-красному половику. Секретарь бледен, непроизвольная усмешка кривит его лицо. Крюгер поджарый и цепкий, ноги у него кривые, а широкие штанины схвачены зажимами.

— Ты ведь обещал корма.

— Сперва их нам посулили. Потом нас обделили.

— А мы почему об этом не знаем? Разве в деревне коммунисты второго сорта?

Вуншгетрей молчит. С какого-то времени он начал справедливее расценивать своего предшественника Крюгера и ошибки, в которых того упрекали. А метод Крюгера советоваться со специалистами даже признал полезным. И откровенно сообщил ему об этом.

Крюгер тогда не выказал ни малейшего злорадства, но и не впал в чувствительность.

— Хорошо, мой мальчик, лишь бы ты учился.

А что теперь? Вымученная улыбка Вуншгетрея.

— Ты поставь себя на мое место!

— Оле и так все время это делает. Он из сил выбивается, чтобы одолеть затруднения с кормами.

В дверях секретарша:

— Вас срочно хочет видеть товарищ Краусхар.

Краусхар, не дожидаясь приглашения, входит в кабинет. Увидев Крюгера, с разбегу останавливается.

— Ну, что?

Краусхар начинает что-то шептать на ухо секретарю. Последние сведения: в Блюменау три крестьянина подали заявление о выходе из кооператива.

— И как раз перед агитвоскресеньем. Никуда не годится.

У Вуншгетрея почва уходит из-под ног. Он гаркает на Крюгера:

— Вы что там вытворяете?

Крюгер сохраняет невозмутимое, почти железное спокойствие.

— Мы вытворяем? А не другой ли кто? Как нам, спрашивается, вербовать новых членов, когда коровы поют псалмы с голодухи?

Краусхар торопливо роется в бумагах.

— Оле как председатель нас больше не устраивает. Один вполне достойный крестьянин из Блюменау, член партии, готов вступить в «Цветущее поле» при условии, что Оле Бинкопа снимут с поста. По-моему, это все объясняет.

— Кто он такой?

— Буллерт, квалифицированный скотник, для вас просто находка.

От крюгеровского хохота дрожат стены.

Вуншгетрей растерянно:

— Кто дал эти сведения?

— Товарищ Симсон, государственная власть на селе.

Секретарь вспоминает черную тетрадь Фриды и внезапно чувствует себя одиноким. Беспредельно одиноким. На том месте, где стоял Карл Крюгер, стоит теперь его совесть.

«Ты еще помнишь?» — спрашивает совесть.

Вуншгетрей пристыженно опускает глаза в пол.

«Отвечай!» — настаивает совесть.

Вуншгетрей мямлит:

«Это было в те времена… Я многому научился».

— А ты уверен?

Вуншгетрей кивает и снова поднимает глаза: там стоит Карл Крюгер. Это спросил Карл Крюгер.

Молчание. Краусхар ждет решения. А секретарь подходит к окну, смотрит на улицу и вдруг так резко поворачивается лицом к своим собеседникам, что Краусхар вздрагивает.

— Я должен убедиться… Товарищ Симсон… Не знаю, не знаю… Я не уверен.

Итак, вместо твердых указаний Краусхар получает от секретаря смутное сомнение в пригодности Фриды Симсон. Нельзя сказать, что он огорчен таким исходом дела.

Фрида выслушала все, что мог ей сообщить Краусхар. Она была желта, как лимон, и высокомерно улыбалась. Ничего, секретарь райкома скоро поймет, чего стоит Фрида. Она пошла с козырей — выложила на стол копию письма Аннгрет. Рука ее при этом даже не дрогнула.

— Хватит с тебя?

Краусхар прочитал. Фрида заверила копию собственноручной подписью и скрепила печатью. Краусхар остолбенел от удивления. Значит, Вуншгетрей был не прав, когда выразил сомнение по поводу Фриды Симсон. А жаль.

Фрида решает действовать на собственный страх и риск. Пробил великий час торжества ее бдительности и всех сопутствующих добродетелей. Представился случай, Фрида подсовывает Краусхару какую-то бумагу:

— Подпиши.