Олег Янковский

Пришел Олег, которого я позвал попробоваться на роль Ивана Сергеевича Тургенева, и тогда Олег сказал: „Да ты что? Ты в своем уме?“ Я сказал: „Олег, подожди, я не в своем уме, никто не в своем уме, потому что начинаем такую огромную картину в какие-то сжатые быстрые сроки. Я очень быстро написал сценарий. Все, все не очень в своем уме. Но давай попробуем“. Мы пришли, надели на Олега сюртук и привели его к абсолютно, на мой взгляд, гениальному художнику-гримеру — Людмиле Раужиной. Она тоже была тогда очень молодая, по-моему, я только первый раз с ней работал. А работаю с ней и по нынешний день. Сейчас даже уже и название как-то поменялось. Они теперь называются — визажисты или что-то там похожее. Кастинг, визажисты — вся эта международная хреновина… А вы были на кастинге с визажистом?.. А Люся как была, так и осталась выдающимся художником-гримером. Но уже тогда Люся была подготовлена, и она абсолютно не испытывала никаких комплексов по поводу того, что из молодого Олега нужно сделать какого-то невиданного серебряного старца.

Они сели гримироваться, а я там тоже болтался. И вдруг на моих глазах начало возникать это действительно великое чудо преображения. Преображения обычного Олега, моего товарища, в абсолютно необычного и прекраснейшего великого серебряного старца великой русской литературы. И часа через два я просто увидел своими глазами, что, ну конечно, это Тургенев. Даже еще такая идиотская мысль пришла в голову, я ее очень хорошо запомнил. Ну абсолютно такой же, как Тургенев, только чуть-чуть лучше. Что лучше в картине о Тургеневе кроме самого Тургенева? Непонятно, но у меня эта мысль была. Я даже сам побоялся его снимать, хотя я с четырнадцати лет занимаюсь фотографией. Думаю, что сейчас как дуну, и все это развалится и разлетится. Не развалилось и не разлетелось. И я позвонил Юре Клименко — замечательному оператору и прекрасному фотографу. Пришел Юра, мы поставили Олега прямо в гримерной у стенки и сняли. И вот это была действительно какая-то фантастическая фотография! Я и до сих пор не могу выбросить из головы, потому что на ней запечатлен ну совершенно потрясающий человек. И лично я ничего не могу добавить к этой фотографии, когда я думаю об Иване Сергеевиче Тургеневе.

И вот, когда я подписывал все эти сметные документации на списание, мне вдруг пришла, как мне показалось, выдающаяся мысль. Эпоха-то та же самая, костюмы те же самые! Может, можно как-нибудь продолжить Тургенева для того, чтобы сэкономить, чтобы не выкидывать подготовительный период по „Анне Карениной“. Это были уже такие совершенно рыночные соображения в начале первоначального строительства капитализма в России. Не скомбинировать ли, так сказать, вообще все затраты по „Анне Карениной“? Не перенести ли, только в „Анне Карениной“ сто персонажей, допустим, а здесь пять или шесть?.. Я пришел к Медведеву, говорю: „Смотри, тут такая ситуация, может быть…“ Он говорит: „О, это грандиозно! Это, говорит, тебе пришла в голову просто замечательная мысль. Да, да, конечно. Это вообще тебя ставит в какую-то совершенно новую такую общественную ситуацию“. И мы такие все… Да! Да, давай! Мы подписываем все бумаги, возобновляем „Тургенева“». И вместо «Анны Карениной» мы возобновили «Тургенева». Снова сняли пробы и в том числе, на мой взгляд, тоже невероятную актерскую работу Олега Янковского. В этой пробе он слушает, как поет Виардо. Просто слушает, как она поет. Больше ничего. Он не произнес ни одного слова, но это огромное артистическое откровение этого великого мастера, великого мастера Олега.

И когда мы сняли этот ролик, мы показали его во всех этих инстанциях, в которых должны были это показывать. Тогда еще это кого-то интересовало — кто будет чего играть, и вообще, во что вкладываются государственные деньги и что из этого в результате получится. Была эпоха еще таких первоначальных романтических отношений к затрачеваемым в кинематограф государством денег. Сейчас никого не найдешь, кто бы вообще захотел хотя бы посмотреть, чем кончилась картина, на которую дали государственные средства. Сейчас все… Кто?.. Зачем? Что я буду смотреть?..

Так вот тогда они все посмотрели и сказали «да». И мы начали снимать. Сняли метров триста, полезных для этой картины, в том числе сложнейшую сцену дуэли Тургенева и Льва Николаевича Толстого.

* * *