Олег Янковский

Я опять встретился с Олегом. Говорю: «Не будешь ничего в трубу слушать». — «А что такое?» — «Вот внезапно закончились финансы…»

Есть старый анекдот такой… Дети уехали отдыхать на юг и шлют телеграмму родителям с таким текстом: «Только-только начали жить, как внезапно кончились деньги». Вот так и у нас с Олегом складывалось в течение последних двадцати лет наше творческое содружество. Только-только начали хорошо жить, как внезапно кончились деньги. Конечно, это какое-то удивительное государство наше, которому как бы ничего не надо. Ведь до сих пор никто не вспомнил, а может быть, доделать? Может быть… все же утверждено, все: сценарий, костюмы, эскизы. Все это утверждалось по десять раз, шилось, делалось, финансировалось… Может… Никто не вспомнил. Теперь уже вспоминать не надо, потому что сделать всего этого кроме Олега не сможет никто. И не нужно пытаться — это не кастинговая роль. Никакие кастинги и никакие новомодные фокусы не помогут. Это мог сделать только Олег.

Если вот сейчас вы меня спросите — а почему он этого не сделал? Почему? Я не знаю, что вам ответить.

* * *

И вдруг внезапно, совершенно внезапно позвонил Константин Львович Эрнст и сказал: «Давайте повидаемся. Вот Первому каналу очень хотелось бы возобновить работу над „Анной Карениной“». Это было уже практически как сон, наваждение. Олег Иванович вот в этом сне и наваждении прожил в кино последние пятнадцать лет. Потому что он мне, например, звонил время от времени и говорил: «Я тебя умоляю, не занимайся никакой ерундой. Мы с тобой обязаны доделать „Анну Каренину“». Я говорил: «Ты чего больной что ли? Как? Кому мы обязаны? Ни денег, ни… ты посмотри на улицу. Какая „Анна Каренина“? Кого это вообще интересует?» Он говорил: «Мы с тобой обязаны. Не занимайся никакой ерундой». Не ерундой, но по сравнению с «Анной Карениной», конечно, ерундой.

Анна Каренина

Время от времени мы встречались… до той поры, пока не позвонил Константин Львович.

* * *

И мы начали снимать «Анну Каренину» как бы снова. Мы начали все почти с нуля… Через пятнадцать лет после первых проб и после первых утвержденных тогда актеров. И прежде всего мы тогда столкнулись с очень странной проблемой. Значит, пятнадцать лет тому назад все были озабочены молодостью наших героев. Какой грим? Ну вот Олег он как же? Видно, что он молодой, видно! Как у Каренина глаза стреляют, как горят! Какой же это Каренин? Все-таки молодость в нем безумная, ну толкается, бьется. Про Таню говорили, что она девочка. А ведь Каренина не девочка, нет. И через пятнадцать лет мы столкнулись со следующими оценками и размышлениями. Сколько там было Анне Карениной? Ну, а Тане теперь тоже значительно, хотя она хорошо выглядит, очень. Но Каренину было-то сорок четыре года, говорили знатоки, а Олегу уже все-таки шестьдесят, притом с хвостиком. Раньше я говорил: «Чего вы хотите от Олега, чтобы, он цеплялся ногой за ногу и падал лицом в омлет, что ли, от немощности и старости? Нормальные сорок четыре года».

Анна Каренина

А сейчас я уже вынужден был с той же убедительностью говорить: «Как же вы не можете понять, что то, что написал Толстой, — это драма очень зрелых людей. И потом спросите у любого геронтолога, у любого нормального человека, кто занимается возрастными проблемами. Сорок четыре года те — сегодняшние плюс двадцать. Это говорю не я, это говорят геронтологи. Так устроена жизнь. То, что раньше называлось „сорок четыре года“, являлось вообще преклонным возрастом в той России. А сам Толстой, он был даже не кавказский старец, а вообще какое-то чудо среди кавказских старцев. Там, когда он в восемьдесят лет рассказывал что-то императору о том, как должна быть устроена жизнь в России!»

Анна Каренина

Анна Каренина

Это драма очень зрелых людей. Но на самом деле я понимал, что вот эти пятнадцать лет простоя и нам, и картине принесли огромную пользу, потому что последние мои доводы были значительно более серьезнее и правильнее, чем первоначальные. Это драма очень взрослых людей. Это никакая не романтическая история о том, как молодая юная леди, не понимая, что такое любовь, выскочила замуж за не нравившегося ей сенатоpa, а потом узнала, что бывает любовь. Это совершенная ерунда. Та драма, которую писал Толстой, это драма очень взрослых людей. И конечно, теперь, когда я с ними снова встретился на площадке, это было уже совершенно другое чувство. И тут была очень смешная история, которую теперь уже можно рассказать.

* * *

Однажды мне позвонил Саша Абдулов. Они с Олегом были просто почти как братья. У них всякие периоды были, охлаждения, всякое разное. Но очень длинный период жизни был, когда они были просто братьями. И звонит мне Саша Абдулов: «Есть очень серьезный разговор». Курьезная история, как нежнейший, тишайший, деликатнейший Саша Абдулов выступил в роли коварного интригана, который хочет подсадить своего старшего товарища Олега Ивановича Янковского, народного артиста СССР. Последнего народного артиста СССР.

— Чего, Саш, случилось?

Сашка приезжает ко мне, говорит шепотом: