Я, не поверишь, что-то про смерть всё думаю. Как это происходит, и насколько всё это страшно, и что потом. Но всё равно обидно отходить в иной мир, ничего не сделав на этом… Я, к счастью, начинаю понимать, что деньги, карьера, преуспевание – ценности второго плана. Уют, мир должны быть не снаружи, а в душе. Я не знаю панацеи, как этого добиться, но пока знаю одно верное средство – хорошо сделанная работа… И вообще я ухожу в последователи секты «дзен» – это отвилок буддизма, японский его вариант. Живём мы, к сожалению, один раз, и надо провести остаток лет в ясности духа и постижении мудрых ценностей бытия. Всё остальное – суета: слава, бабы, имущество, звания всякие…
Или такая запись, озаглавленная «Планы»:
71 <год> 37 <лет>
72 <год> 38 <лет> –
73 <год> 39 <лет>
74 <год> 40 <лет>
75 <год> 41 <год>
На этом планы обрываются, как будто дальше сорок первого своего года он ничего не видел.
Дмитрий Куваев рассказывает: «В последнее время Олег чувствовал себя плохо. У него, как в детстве, начали болеть уши. Он говорил моим родителям, что не успевает написать „Последнего охотника“».
Записная книжка Куваева 1974–1975 годов заканчивается словами «жить и умереть достойно».
…Или это никакие не предчувствия, а обычные для творческого человека переживания, сомнения?
Но к началу 1970-х мотив скорого ухода стал навязчивым.
Что-то вот уж с год ежедневно думаю о смерти. Что это за штука такая. Мне это необходимо в душе понять, а не могу. О своём давнем бзыке «об застрелиться» – я плюнул думать. Пижонство это. Каждый человек обязан свой крест нести до конца, потому что неизвестно, зачем ему этот крест дан.
Я в суете, в куваевском пижонстве, в киношных коридорах. А часы бьют, и Рука судьбы давит в затылок: «Олег! Иди, куда должен идти». Пока ещё мягко давит. Но ощутимо.
А время идёт. Впереди не так уж и много времени. Вот таковы печальные мысли.
1974
Второй год я чувствую, что где-то висит кирпич, который упадёт мне на голову… Не помню уж кто сказал мне как-то, что каждому при рождении отпущено определённое число шансов испытать судьбу и выиграть. Одним ноль, другим сто шансов. И вот я вспоминаю двадцать из своих сорока и вижу, что слишком часто я её испытывал. И выигрывал.
1974
Только вчера ночью я решил, что могу удлинить свою жизнь тем, что параллельно могу жить в сочинённой книге, переселиться в неё… Уже давно я живу в постоянном присутствии смерти. Но если она неизбежна, зачем её трусить? Не лучше ли каждый день воспринимать как подарок? И именно неизбежность смерти накладывает на нас главное обязательство – жить просто и честно. И свободно.