Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

После рассказа о смерти Олега в Повести временных лет идёт ещё один большой пассаж, посвящённый пророчествам библейской и античной истории, который начинается примечательными словами: «Се же не дивно, яко от волхованиа собывается чародейство» («Неудивительно, что от волхования сбывается чародейство»). Поскольку этот отрывок восходит к византийской хронике Георгия Амартола, практически дословно повторяя её славянский перевод, на него обычно не обращают большого внимания. Приводя рассказ о смерти Олега, летописец тем самым как бы оказывается в сложном положении — языческое предсказание всё-таки сбылось, значит, оно имело силу. И этот факт он пытается объяснить с христианской точки зрения[400]. Неудивительно, что пророчество волхвов могло сбыться, пишет он и продолжает тему многочисленными примерами из древности. Первый пример — это Аполлоний Тианский, живший во времена римского императора Домициана (конец I века н. э.). Он всюду творил «бесовские чудеса»: изгнал из Византия множество змей и скорпионов, «и ярость конскую обуздал на глазах у бояр». Также он избавил Антиохию от скорпионов и комаров и предсказал землетрясение. При этом эти чудеса на самом деле были творимы бесом, «чтобы обольщать жалких людей, часто уловляемых на них дьяволом», а следовало бы не совершать действий, ожидаемых от него. «То всё попоущением Божиим и творением бесовским случается — всеми подобными делами испытывается наша православная вера, что тверда она и крепка пребывая подле Господа и не увлекаема дьяволом, его призрачными чудесами и сатанинскими делами». Далее упоминается о пророчествующих именем Господа Валааме, Сауле, Каиафе и других библейских персонажах. При этом подчёркивается, что «и на недостойных многократно действует благодать», среди которых названы, в том числе, и правители — Фараон и Навуходоносор. Иными словами, летописец противопоставляет бесовское колдовство Аполлония Тианского (реального античного философа, якобы творившего чудеса и в этом смысле даже противопоставлявшегося Христу) пророчествам, исходящим от Бога и данным библейским персонажам, даже «недостойным». Итак, пророчества могут исходить как от Бога, так и от дьявола, ради прельщения чудесами «не знающих доброго» людей. И в том, и в другом случае пророчество может сбыться, в чём нет ничего удивительного.

В хронике Георгия Амартола соответствующий пассаж находится в разделе о правлении императора Домициана[401] — оттуда он и был взят летописцем. Что же привлекло его внимание? Очевидно, толкование языческих предсказаний и чудес в качестве бесовских. Но ясно и другое — упоминаемые чудеса Аполлония Тианского (не являющиеся, кстати, пророчествами) связаны со скорпионами и конями. Здесь «действуют» те же самые атрибуты, что и в легенде о смерти Олега. Кроме того, в тексте содержится увещевание не совершать действий, ожидаемых дьяволом, при подобных пророчествах. Поскольку сами языческие чудеса имеют дьявольскую природу и посланы людям ради искушения. Язычник Олег, по сути, «поддался» пророчеству, первоначально поверив ему, и совершил некие действия, с ним связанные. За это его постигла смерть. Видимо, этот аспект хотел подчеркнуть летописец, вводя в заключение своего повествования отрывок из Георгия Амартола. Чародейство может сбыться от волхования, но это волхование имеет бесовскую природу. В какой-то степени смерть язычника Олега может неявно сопоставляться и со смертью язычника «Доментиана» (Домициана)[402], хотя о самой смерти римского императора (и предсказании Аполлония в связи с ней) летописец не упоминает.

Интересно, что «скоропии» (то есть скорпионы) из рассказа об Аполлонии Тианском в позднем летописании перешли в известие о смерти Олега. В ряде летописей второй половины XV века известие о смерти Олега представлено следующим образом: в Ермолинской летописи — «В лето 420. Во осенине умре Олегъ, уяденъ скоропиею из главы мертваго коня своего, княживъ леть 33 и погребенъ бысть на Щековице горе»[403]; в «Летописце о 72-х язык»: «В лето 420. В осени Олег оумре оуяден скоропиею из главы коня своего, княжив лет 33, погребен на Щековице горе»[404]; в Сокращённых летописных сводах 1493 года: «В лето 6420. Умре Олегъ, уяден скоропиею из главы коня своего, княживъ лет ЗЗ»[405], — и 1495 года: «Оумре Олегъ в лето 420, оуяденъ скорпиею из главы коня своего, княживъ лет ЗЗ»[406]. Очевидна общая летописная традиция этих известий, восходящая тем не менее к Повести временных лет, о чём свидетельствует указание на погребение в Киеве. В этой традиции легенда о смерти редуцировалась до краткого сообщения о том, что Олег умер от укуса «скоропии», вышедшей из главы коня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное