Олег Вещий. Великий викинг Руси

Присмотримся повнимательнее к самому этому рассказу, к его легендарному «ядру». Олег, сам будучи «вещим», спрашивал волхвов и кудесников, отчего он умрёт. Один из кудесников ответил, что князь умрёт от своего любимого коня. При этом, каким образом произойдёт смерть, кудесник не указал. Перед нами типичный для подобного рода фольклорных сюжетов мотив скрытого предсказания[398] — предсказания, которое само по себе таит загадку. Отметим также, что это не просто какой-то конь, а любимый, княжеский — то есть потенциальная смертельная угроза исходит от существа, особенно близкого и «родного» для человека. Олег поверил предсказанию (как «вещий» князь он и должен был поверить, ибо люди были «погани и невеигласи») и сказал, что никогда не сядет на коня и даже не увидит его. Происходит удаление коня, при этом Олег не приказывает, к примеру, убить своего любимца, напротив, он велит кормить его и холить, но не приводить к нему. Угроза смерти вступает в противоречие с отношением Олега к коню, однако же удаление того, кто несёт эту угрозу, означает стремление отвратить предсказанное, обезопасить себя от его свершения. Далее несколько лет Олег не видит коня, пока не идёт в поход на греков. Возвратившись, на пятое лето он вспоминает о коне. Исследователи усматривают здесь эпизод «деяний героя»[399]. Мне же представляется, что указание на поход выполняет чисто хронологическую функцию — предание донесло сведения о смерти Олега вскоре после его похода, и поэтому летописец упомянул поход. Никаких иных «деяний» в легенде нет, а само время предсказания отнесено к неопределённому прошлому.

Вспомнив о коне, Олег призывает главного конюха и спрашивает, где его конь. Оказывается, что конь умер. И здесь Олег допускает глумление над сакральным — он смеётся и укоряет кудесника, заявляя о том, что волхвы лгут. При этом Олег не радуется тому, что удалось избавиться от угрозы, а отрицает саму её реальность, правдивость волхования в принципе. Это отрицание и приводит в конечном итоге к его гибели. Смех над сакральным, неверие в пророчества наказываются смертью героя. Олег решает самолично убедиться в лживости пророчества. Он едет на место, где лежат кости и череп коня, и, увидя их, снова надсмехается над пророчеством — «От сего ли лба (то есть черепа. — Е. П.) смьрть было взяти мне?». Происходит второе поругание сакрального. Не удовлетворившись словами, Олег совершает и прямое действие — он наступает ногой на череп. Таким образом он в третий раз глумится над волхованием, буквально попирая его «атрибут». Оскорбление действием уже не проходит безнаказанным. Из черепа «выникнувши» змея и «уклюну» Олега в ногу, то есть в то самое место, которым и совершено действие. После этого Олег разболелся и умер.

Троекратное надругательство над пророчеством, неверие в истинность предсказания оборачиваются его исполнением. При этом дважды Олег словесно смеётся над волхвами, а в третий раз совершает реальное действие. Тернарная структура ясно подчёркивает фольклорный характер всего рассказа. Точно такой же тернарный характер оказывается, по сути, у самого предсказания — Олег должен умереть от коня, но угрозу несёт его череп, из которого в свою очередь выползает змея. Конь — череп — змея обозначают, таким образом, триаду смертельных символов, связанных друг с другом как бы через функцию «вмещения», подобно фольклорной смерти в игле, которое находится в яйце и т. д. Примечательно и то, что смерть Олега наступает от мёртвого коня. Умерший конь приносит смерть и своему хозяину.

Сопряжение коня и всадника в некое единое целое в данном случае чрезвычайно показательно.

Итак, предание о смерти Олега состоит из целого ряда мотивов: предсказания, высказанного в неявной форме; попытки избежать угрозы путём удаления несущего эту угрозу объекта; мнимого устранения угрозы (в виде смерти этого объекта); троекратного надругательства над предсказанием, то есть сферой сакрального; осуществления предсказания после надругательства действием через неочевидную цепочку объектов, восходящих к первоначальному объекту (то есть собственно коню). Эта цепочка также троична по своему составу. Предание сохраняет и некую хронологическую веху, приурочивая смерть Олега к главному событию его княжения, оставшемуся в памяти — походу на греков.